Н. Т. Арефьева. Структура современной западной социокультурной футурологии

Н. Т. АРЕФЬЕВА

СТРУКТУРА СОВРЕМЕННОЙ ЗАПАДНОЙ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ФУТУРОЛОГИИ

АРЕФЬЕВА Нина Тимофеевна, директор Ивановского филиала Российского государственного торгово-экономического университета, кандидат философских наук, доцент.

Рефлексируя над сущностными основаниями культуры, ее нормами и ценностями, идеями и смыслами, общество приходит к осознанию возможности создания прогнозов социокультурного развития. Причем в современном мире вопрос о том, каким предстанет будущее человечества, становится одним из наиважнейших. Определение инновационных форм и путей развития культуры, технологий, поиск новых мировоззренческих оснований, установок, ценностей, поиск новых стратегий деятельности приобретают особое значение на фоне будоражащих воображение социокультурных изменений современности.

Любые социокультурные изменения проявляются на нескольких уровнях: глобальном (геополитическом), на уровне общества, региональном и индивида. Социальный уровень в свою очередь может быть структурирован на несколько подуровней (место элит, условия существования и роль различных социальных групп и т. д.). Футурологический прогноз описывает происходящее на всех уровнях. Он будет тем подробней, чем большее количество уровней опишет. Именно таким образом структурируют свои работы современные западные исследователи Ф. Фукуяма, Э. Тоффлер, С. Хантингтон1.

Подобные прогнозы в значительной степени коррелируют с основанными на той или иной типологии цивилизаций представлениями авторов о векторе развития цивилизации и с представлениями каждого из них о том, какие технологии на сегодняшний день являются наиболее инновационными и обладают наибольшим влиянием на определение вектора развития человечества. Один из основоположников современной цивилизациологии А. Тойнби насчитал во всемирной истории 22 цивилизации. По его мнению, из них существуют и поныне западная, дальневосточная (основная), дальневосточная (Корея и Япония), православно-христианская (основная), православно-христианская (в России), индуистская, арабская2. Ф. Фукуяма подчеркивает особую роль религии в генезисе цивилизации3. С. Хантингтон, разделяя этот взгляд, полагает, что конфессиональная идентичность нации, как правило, тождественна ее цивилизационной идентичности. Он выделяет важнейшие, по его мнению, цивилизации: западную, латиноамериканскую (католическую), исламскую, синскую (конфуцианскую), индуистскую, православную и японскую4.

В. С. Степин выдвигает пред положение о существовании двух основных типов цивилизации — техногенную (страны Западной Европы и США) и традиционалистскую (мусульманские страны)5. Основным смыслом техногенной цивилизации, ее императивом является достижение прогресса, который можно определить как стремление обеспечить передачу большего объема информации на большее расстояние за меньший промежуток времени. История техногенной цивилизации — это борьба за контроль над пространством и временем. Техногенный тип цивилизации отличает имманентное стремление к модернизации экономики и социальной сферы за счет максимальной свободы (либерализма и индивидуализма) или за счет мобилизационных усилий (тоталитарные социалистические режимы и неотрадиционалистские ультраправые).

Основную массу современных западных футурологических концепций можно условно разделить на 4 группы:

—   либеральный научный мейнстрим (авторы пропагандируют либерально-прогрессистский взгляд);

—  контркультурная футурология, являющаяся порождением протестного потенциала массовой куль туры 60-х гг. ХХ в., вненаучная по происхождению, но активно присутствующая в научном дискурсе;

—  конструктивная критика капитализма, экономического либерализма и консьюмеризма (как явлений, уже проживших свою историю) с позиций так называемого «холистического» (т. е. планетарного) миропонимания и представлений о другом масштабе будущего развития;

— консервативная позиция (для авторов характерны, с одной стороны, охранительные и мемориальные культурные ориентации применительно к западной цивилизации, с другой — откровенный скепсис касательно ее дальнейших изменений).

Футурологический мейнстрим составляют работы таких корифеев обществоведения, как З. Бауман, З. Бжезин ский, Э. Гидденс, Э. Тоффлер, Ф. Фу ку я ма, С. Хантингтон6. При общности приверженности либеральным идеям у не которых из них отмечается и своеобразная позиция. Например, Э. Гид-ден с полагает что «постмодернити» — это фантом, очередной симулякр пост мо дер нистов. С. Хантингтон иначе оценивает гегемонию США. Контркультурное течение в футурологии представляют такие авторитеты молодежной психоделики 60—70-х гг. ХХ в., как Т. Лири, Д. Рашкофф7. Конструктивную критику современного капитализма, экономического либерализма и консьюмеризма с позиций холистического миропонимания (отчасти и с позиций неомарксизма) развивали основатель школы миросистемного анализа И. Вал-лерстайн и видный футуролог-синергетик Э. Ласло8. Нес коль-ко особняком от них стоит критик капитализма П. Дракер9. Наиболее ярким и последним по времени представителем консервативной позиции в футурологии стал аме риканский политик П. Бью кенен10.

Здесь мы сопоставим взгляды только двух течений: либерального и контркультурного, поскольку критики капитализма и консерваторы в большинстве своем сосредоточены на политических проблемах современности.

Абсолютное большинство современных западных футуроло-гических концепций построено на либерально-прогрессистских основаниях. Однако, экстраполируя тенденции социокультурного и технологического развития человечества в будущее, они делают разные прогнозы прежде всего на глобальном геополитическом уровне. Эти прогнозы можно условно разделить на две концептуальные группы: оптимистические и катастрофистские. Оптимистические концепции в значительной степени являются порождением победы либеральной идеологии в холодной войне; наступившего «конца истории» (в терминологии Ф. Фуку я мы) как конца противостояния идеологий и поиска оптималь ного социального устройства. Эти прогнозы основаны на концепции постиндустриального общества. Особую позицию в рядах либералов занимает Э. Гидденс. Он полагает, что модернити (под которой понимается социальная система, порожденная на циональным государством и промышленным капиталистическим производ ством, — индустриальное общество), не сменяется сегодня какой-то новой стади ей, которую многие исследователи определяют как «постмодернити». По мнению Э. Гидденса, так называемое постиндустриальное общество не более, чем фикция. На самом деле, классическая «модернити» переживает бурное развитие, резко радикализуется. Э. Гидденс видит два источника этой радикализации. Во-первых, это растущая социологизация жизни, повышение значения реф лексии и саморефлексии, изменение системы ценностей человека, их переориентация с внешних на внутренние, с материальных на немате риальные. Во-вторых, это глобализация, устране ние прежних границ национальных государств и становление мировой сети производственных и инфор мационных структур. Оба эти явления не рассматриваются им как чуждые идеям индустриального общества. Напро тив, полагая, что западная цивилизация модернити глубоко социологична и что в ней заложено противопоставление традиции, стремление к безгра нич ной экспансии новации, он утверждает, что сегодня правильнее вести речь не о новом обществе, сменяющем модернити, а о периоде нового, радикализован-ного индустриального об щества11.

Либеральные «оптимисты» (Ф. Фукуяма и Э. Тоффлер), напротив, полагают, что мы уже живем «в мире, где борьба вокруг всех крупных вопросов в основном закончена»12. По мнению Фукуямы, «постисторический мир — это мир, в котором стремление к комфортному самосохранению победило же лание рисковать жизнью в битве за престиж, и в котором борьбу за господство сменило всеобщее и рациональное признание»13. Исследователь подчеркивает, что «число приемлемых форм экономической и политической организации последние сто лет постоянно уменьшается», однако «возможные интерпретации оставшихся форм — капитализма и либеральной демократии — продолжают разнообразиться. Это наводит на мысль, что даже если идеологические различия между государствами уходят на задний план, остаются дру гие существенные различия, уходящие в культурную и экономическую плоскость»14. Таким образом, при абсолютной победе мирного сосуществования человечеству не грозит единое государство («мировое правительство») как логический результат глобализации.

Важнейшими «социальнообразующими» технологиями для «оптимистов» от футурологического мейнстрима являются информационные (собственно и приведшие к «концу истории»). Как отмечает Ф. Фукуяма, «многие аспекты технологии конца двадцатого столетия, в том числе так называемая информационная революция, весьма способствовали распространению либеральной демократии»15. Большинство ис следователей этой волны солидарно в том, что сегодняшнее постиндустриальное общество уже является информационным обществом. Владение информацией стало одним из важнейших рычагов властного могущества: «Кто владеет информацией — тот владеет миром». Информация стала основным товаром и основой современной экономики. «Переход к экономике, основанной на знании, резко усиливает потребность в коммуникации и способствует гибели старой системы доставки символов»16. От развития информационных (коммуникационных) технологий в существенной степени зависит как военная мощь пра вя щего режима, так и его оснащенность современными средствами инфор маци-онного контроля, т. е. уровень эффективности управления обществом17.

Подобную точку зрения на роль информационных технологий разделяют и контркультурные футурологи: «власть, которой сегодня обладает тот или иной человек, определяется уже не количеством собственности, находящейся в его распоряжении, а скорее тем, сколько минут „прайм-тайма” на телевидении или страниц новостной пе чати он может заполучить»18.

Все контркультурные футурологические концепции основываются преж де всего на критике консьюмеризма и на идеях «новых левых». Можно сказать, что они «произросли» из работ Г. Маркузе и М. Маклюэна19. Существенное влияние на формирование контркультурных футурологических концепций оказали психоделическое движение 60-х гг. ХХ в. и массовая культура, прежде всего широко экранизированная литература киберпанка, родоначаль ником которого считается американский фантаст У. Ги б сон20. Массовая культура способна генерировать дополнительные потоки ин формации, транслиру ю щие систему определенных ценностей21. «Антиидеология» контр культурных футурологов является либерализмом, доведенным до предела — индивидуальные права и индивидуальное целеполагание ставятся над правами и целеполаганием общества, но свобода личности совсем не кончается «там, где начинается свобода другого человека». Инструментами создания новой постиндустриальной и постиерархической («сетевой») культуры провозглашаются психоделики (ЛСД, псилоцибин, МДМА) и новейшие информационные технологии (Интернет, виртуальная реальность, медиавирусы)22.

Существенное отличие в футурологических концепциях либерально-про грессистского мейнстрима и контркультурных футурологов проявляется в их отношении к наиболее инновационной сфере человеческой деятельности — к биотехнологиям. Если представители контркультуры приветствуют их как инструмент модификации человека, то у «классических» либералов биотехнологии по той же причине вызывают серьезную настороженность.

Так, идеолог контркультурного психоделического движения 60-х гг. ХХ в., человек, которого киберпанки считают своим предшественником, Т. Лири утверждал, что: «Нервная система может быть изменена, интегрирована, перепрограммирована, расширена в своих функциях. Эти возможности, естественно, пугают любую ветвь истеблишмента»23. Пугать истеблишмент, по мне нию Лири, должно было то, что расширение сознания — путь к свободе от иерархического общества, от старых социокультурных мифов, символов и поведенческих паттернов.

Представитель футурологического истеблишмента Ф. Фу-куяма как раз и опасается того, что биотехнологии, равно как и более глубокое понимание наукой принципов функционирования человеческого мозга, «будут иметь существенные политические последствия — они заново открывают возможности социальной инженерии, от которой отказались общества, обладавшие технологиями двадцатого века»24.

Но если Фукуяма называет информационные технологии «технологиями свободы»25, то К. Беркер полагает, что «рост средств коммуникации, драматически нарастающий поток манипулятивных коммуникаций, опе рирующий символами и спекулирующих на базисных человеческих эмоциях — это

система, предназначенная отнюдь не только развлекать и информировать, но заражать индивидуумов ценностями, верованиями и поведенческими кодами…»26. В контркультурном стане нет единства в отношении к коммуни кативным технологиям. К. Беккер предостерегает от опасности информационного тоталитаризма, а Д. Рашкофф оптимистически полагает, что коммуникативные технологии — это технологии позволяющие индивиду изменять массовое сознание, и, соответственно, — влиять на «систему»27.

Показательным представляется и то, как различается отношение внутри либерального футурологического мейнстрима к развитию инфор мационных и биологических технологий. Прогресс в области биологии порождает в их сознании больше этических дилемм, нежели прогресс в области передачи информации и манипулирования ею и сознанием потребителя. Такое противоречивое отношение к современным технологиям означает, что любую из них можно использовать как во благо, так и во вред. Но в этом противоречии скрыта и основная проблема всех футурологи-ческих концепций — проблема постиндустриального этоса.

Э. Тоффлер подчеркивает, что технология как способ производства ма териальных благ всегда в той или иной степени коррелирует с общественным устройством28 и, соответственно, — с общественной моралью и этикой. По мнению Ф. Фу-куямы, «одной из основных движущих сил исторического процесса было и остается развитие науки и технологии, и оно определяет горизонты производительных возможностей экономики, а потому и весьма во многом — структурные характеристики общества»29. Однако М. Вебер полагал, что вектор и динамику развития любого общества, равно как и его со циокультур ные особенности, во многом определяет этика — нормы и ценности, формирующие общественную мораль. Он отводил протестантской этике важнейшую роль среди факторов, обусловивших бурное развитие капитализма в Европе и США30.

Но из взглядов Тоффлера следует и обратное: капиталистическому обществу массового производства соответствует протестантская эти ка, а постиндустриальному — некая постиндустриальная этика. Понятно, что религия и идеология, позволяющие осуществлять культурное кодирование действительности, в некоторой степени утрачивают свое значение (но продолжают быть востребованными некоторой частью населения). Сегодня универсальным культурным языком, в значительной степени узурпировавшим сакральные функции идеологии и религии, стала массовая культура. В рамках современных социокультурных трендов именно ее можно считать одним из главных факторов, конструирующих социокультурную реальность будущего.

В современном постиндустриальном мире возрастает влияние отдельного человека на содержание и направление коммуникативных потоков31. Та ким образом, идеологию подменяет этика — «общие ценности, но без формальной доктрины»32. Однако, что это за цен ности, или какими они в принципе могут быть (или должны быть), чтобы человечество могло продолжить свое существование — все это вызывает наиболее ожесточенные споры.

Любая футурологическая концепция предполагает прогнозирование в следующих сферах: геополитической (политической), технологической, экономической, социальной (в том числе коммуникативной, этнологической и демографической), экологической, аксиологической (ценностно-нормативной). Сейчас важнейшей составляющей актуальных футурологических концепций становятся именно этические проблемы (поиск новых цен ностей, норм и целей индивида и общества).

Пессимистический взгляд в русле современного либерального футурологического мейн стрима характеризует позицию Ю. Ха бер маса. Ученый высказывает опасение, что биотехнологии так или иначе, но обязательно изменят этику человечества. Он пишет: «Прогресс биологи ческих наук и развитие биотехнологий не только расширяют известные возможности действовать, но и позволяют осуществ лять новый тип вмешательства в человеческую жизнь. То, что прежде было „дано” как органическая природа и, в крайнем слу чае, можно было „вырастить”, сегодня превратилось в сферу це ленаправленного вмешательства. В той мере, в какой к объек там вмешательства извне относится человеческий организм, приобретает поразительную актуальность… феноменологическое различие между „быть те лом” и „иметь телесную оболочку”: граница между природой, которой мы „являемся”, и органиче ской оболочкой, которой мы „наделяем” себя, расплывается. Для искусственно созданных субъектов вследствие этого воз никает новый вид отношения к самим себе, глубоко затрагива ющий их органический субстрат. То, как эти субъекты захотят использовать богатые возможности новых игровых прост ранств принятия решения — автономно, соразмерно норматив ным соображениям, принимающим участие в демократическом формировании воли, или произвольно, опираясь на субъектив ные предпочтения, умиротворяемые посредством рынка, — за висит теперь именно от самосознания и самопонимания данных субъектов»33.

Обострившийся интерес к проблематике будущего наблюдается в XXI в. не только среди узкого круга исследователей, но во всем обществе в целом. Мир глобализировался, появились новые факторы культурной жизни, новые средства массовой информации. Интерес к социокультурному прогнозированию и футурологии в западном обществе, устремленном в будущее, выступающим с идеями модернизации и прогресса, является закономерным.

В этой статье мы, разумеется, не смогли рассмотреть все прогнозы футурологов либерального и контркультурного направлений, а остановились на том, что нам представляется наиболее существенным, связанным с будущим человеческой личности и культуры.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 См.: Фукуяма Ф. Великий разрыв. М., 2003; Тоффлер Э. Метаморфозы власти. М., 2001; Хантингтон С. Политический порядок в меняющемся мире. М., 2004; Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2003.

2 См.: Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991.

3 См.: Фукуяма Ф. Указ. соч. С. 323.

4 См.: Хантингтон С. Столкновение...

5 См.: Степин В. С. Философия и универсалии культуры. СПб., 2000.

6 См.: Бауман З. Глобализация. Последствия для человека и общества. М., 2004; Гидденс Э. Последствия модернити // Новая постиндустриальная волна на Западе. М., 1999; Фукуяма Ф. Указ. соч.; Тоффлер Э. Указ. соч.; Хантингтон С. Указ. сочинения.

7 См.: Лири Т. Технологии изменения сознания в деструктивных культах. СПб., 2002; Рашкофф Д. Медиавирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание. М., 2003.

8 Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. СПб., 2001; Ласло Э. Макросдвиг. М., 2004.

9 Дракер П. Посткапиталистическое общество // Новая постиндустриальная волна...

10 Бьюкенен П. На краю гибели. М., 2008.

11 См.: Гидденс Э. Последствия модернити... С. 101—122.

12 Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. M., 2004. С. 479.

13 Там же. С. 427.

14 Там же. С. 371.

15 Там же.

16 Тоффлер Э. Указ. соч. С. 402.

17  См.: Бауман З. Указ. соч. С. 11—12.

18 Рашкофф Д. Указ. соч. С. 8.

19  См.: Маклюэн М. Понимание медиа: внешние расширения человека. М., 2003; Маркузе Г. Одномерный человек. М., 2002.

20 См.: Гибсон У. Мона Лиза Овердрайв. М., 1999; Он же. Граф Ноль. М., 1997.

21 См.: Бжезинский З. Великая шахматная доска. М., 1998. С. 38.

22 См.: Рашкофф Д. Указ. соч.; Беккер К. Словарь тактической реальности. Культурная интеллигенция и социальный контроль. М., 2004.

23 Leary T., Alpert R. The Politics of Consciousness Expansion // Harvard Review 1(4). 1963. Р. 33—37.

24 Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. Последствия биотехнологической революции. М., 2004. С. 30.

25 Там же. С. 29.

26 Беккер К. Указ. соч. С. 28.

27 Рашкофф Д. Указ. соч. С. 302.

28 Тоффлер Э. Указ. соч. С. 291.

29 Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее... С. 109.

30 См.: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избр. произведения. М., 1990.

31 См.: Рашкофф Д. Указ. соч. С. 265—270.

32 Бжезинский З. Указ. соч. С. 18.

33 Хабермас Ю. Будущее человеческой природы. На пути к либеральной евгенике? М., 2002. С. 26.

Поступила 16.09.08.

Лицензия Creative Commons
Материалы журнала "РЕГИОНОЛОГИЯ REGIONOLOGY" доступны по лицензии Creative Commons «Attribution» («Атрибуция») 4.0 Всемирная