В. П. Бабинцев, Е. В. Реутов, В. А. Сап-рыка. Политико-культурная делимитация приграничных регионов России и Украины в оценках экспертного сообщества

В. П. БАБИНЦЕВ, E. В. РЕУТОВ, В А САПРЫКА

ПОЛИТИКО-КУЛЬТУРНАЯ  ДЕЛИМИТАЦИЯ  ПРИГРАНИЧНЫХ РЕГИОНОВ РОССИИ И УКРАИНЫ В ОЦЕНКАХ ЭКСПЕРТНОГО СООБЩЕСТВА¹

БАБИНЦЕВ Валентин Павлович, профессор кафедры социальных технологий Белгородского государственного национального исследовательского университета, доктор философских наук.

РЕУТОВ Евгений Викторович, доцент кафедры социальных технологий Белгородского государственного национального исследовательского университета, кандидат социологических наук.

САПРЫКА Виктор Александрович, доцент кафедры социальных технологий Белгородского государственного национального исследовательского университета, кандидат социологических наук.

BABINTSEV Valentin Pavlovich, Doctor of Philosophical Sciences, Professor of the Department of Social Technologies, Belgorod State National Research University (Belgorod, Russian Federation).

REUTOV Evgeny Viktorovich, Candidate of Sociological Sciences, Associate Professor at the Department of Social Technologies, Belgorod State National Research University (Belgorod, Russian Federation).

SAPRYKA Viktor Aleksandrovich, Candidate of Sociological Sciences, Associate Professor at the Department of Social Technologies, Belgorod State National Research University (Belgorod, Russian Federation).

Ключевые слова: приграничный регион, политико-культурная делимитация, идентичность, ценностно-смысловые паттерны

Key words: near-border region, political and cultural delimitation, identity, value-notional patterns

Рассматривается проблема политико-культурной делимитации приграничных регионов России и Украины, интерпретируемой как процесс определения и разграничения статусов сопредельных геополитических образований, в ходе которых в сопредельных странах формируются и распространяются среди населения устойчивые представления о специфике их политических и культурных систем. На основе материалов экспертного опроса делается вывод о конфронтационном характере делимитации, обусловленном тактическими интересами обеих сторон, который все более находит подкрепление в культурно-цивилизационных тенденциях современности.

The problem of political and cultural delimitation of the near-border regions of Russia and Ukraine is considered, which is interpreted as a process of identifying and delineating statuses of the neighboring geopolitical entities, when settled ideas about the specifics of the political and cultural systems in the neighbouring countries are formed and distributed among the population. On the basis of the expert survey results, a conclusion of the confrontational nature of delimitation is drawn due to tactical interests of the both parties, which increasingly finds reinforcement in cultural and civilizational trends of the modern times.

Проблема российско-украинских отношений в контексте глобальных изменений в современном мире и украинского кризиса активно обсуждается в публицистике и научной литературе. Однако основное внимание участники обсуждений уделяют ее политико-экономическим аспектам, в то время как политико-культурное содержание либо остается за пределами внимания, либо удостаивается лишь отдельных, фрагментарных оценок.

Ускоренными темпами осуществляется политико-культурная делимитация России и Украины, наиболее рельефно проявляющаяся в приграничных регионах обеих стран. Термин «делимитация» заимствован нами из сферы конституционного права, в котором он означает «определение общего направления линии границы между государствами, осуществляемое в процессе переговоров их полномочных представителей»². Под политико-культурной делимитацией приграничных регионов мы понимаем процесс определения и разграничения статусов сопредельных геополитических образований, в ходе которых в сопредельных странах формируются и распространяются среди населения устойчивые представления о специфике их политических и культурных систем.

Если следствием делимитации как юридически оформленного действия является определение линии границы, то результат политико-культурной делимитации — действия и феномены преимущественно символического характера. К их числу мы относим: ценностное самоопределение регионального приграничного сообщества, фиксирующее его диспозицию в пространстве внешнего взаимодействия и подчеркивающее специфику в историческом и актуальном контексте; определение места регионального сообщества в историко-культурном процессе посредством обращения к действительным или вымышленным традициям и их интерпретации; дифференциацию контрагентов по признаку

«свои — чужие» на основании сходства/различий политико-культурной среды; институционализацию политико-культурных символов и знаков, указывающих на собственное своеобразие.

Реализуясь через систему символических действий, политико-культурная делимитация является органически связанной с процессом культурно-цивилизационной идентификации в приграничных регионах Украины и России. При этом под культурно-цивилизационной идентификацией мы пониманием соотнесение человека или группы самих себя с обществом как культурно-цивилизационным образованием. Конкретной личностью подобное отождествление может трактоваться в понятиях культуры, цивилизации, гражданства, национальной принадлежности (особенно если речь идет о мононациональном государстве), которые не всегда точно отражают суть феномена, но являются индикаторами принятия конкретной системы ценностей, локализованной в виде особого хронотопа, рассматриваемого как теоретическая конструкция, позволяющая анализировать реальность в пространственно-временном единстве прошлого, настоящего и будущего³. В рамках этого единства формируются матрицы, которые принимает или отвергает личность, определяя себя в конкретной системе ценностей и норм. Возникает то, что П. Бурдье определил как габитусы⁴.

В приграничных регионах России и Украины формируются не совпадающие по своей направленности и неоднозначные по социальным последствиям модели идентичности, в основе которых лежат различные по содержанию ценностно-смысловые паттерны. Именно они составляют (или потенциально способны составлять) основу делимитационных практик.

Паттерны, возрождающие ценности и смыслы традиционных национальных культур. Проблема заключается в том, что длительное совместное и тесное сосуществование российской (в основе своей русской, православно-христианской) и украинской (также в основе своей христианской, но содержащей значительные элементы униатства и католичества в так называемом «галицийском» варианте) культур сделало их довольно однородными и по преимуществу комплементарными. Политико-культурная делимитация на этой основе представляется реальной только в том случае, если в общем культурном контексте будут выделены элементы, подчеркивающие несовпадение ценностей и смыслов, противопоставляющие себя (свою нацию, страну, государство) «другим», в качестве которых выступают контрагенты по другую сторону границы.

Паттерны, воспроизводящие ценностно-смысловые комплексы относительно недавнего советского прошлого. Они основывались на идеях пролетарского, а впоследствии — социалистического интернационализма. В рамках этих представлений русские и украинцы трактовались как братские народы, которым нечего делить между собой. В этом идейном контексте делимитация принимает имитационный характер. Она может провозглашаться, но фактически не рассматривается как историческая перспектива и оценивается крайне негативно.

Паттерны, репрезентирующие разнообразные по содержанию субкультуры, возникающие и распространяющиеся как отражение специфических статусов социальных групп. Этот вид паттерн максимально актуализирован в настоящее время, особенно в кризисной Украине, поскольку нестабильная среда наращивает потребность в идентификации. В этом случае речь идет о делимитации на «галицийской» политико-культурной основе посредством групповой идентификации. Носители именно этой субкультуры являются в настоящее время наиболее пассионарными и активными. Однако опасность идентификации на групповой основе заключается в том, что в случаях, когда базовыми объектами для самоотождествления становятся феномены, воплощающие идеи конфронтации, изоляционизма, интолерантности, политико-культурная делимитация принимает характер латентного или открытого конфликта.

Паттерны, в основе которых лежат представления, сформировавшиеся в результате глобальных процессов, в том числе и процессов евроинтеграции. Делимитация в этом случае способна принять характер глобального цивилизационного разлома, вследствие которого Украина интегрируется в мировое «цивилизованное» сообщество, в то время как Россия либо остается «особой» цивилизацией, либо самоопределяется в зоне влияния Востока.

Переплетение и взаимодействие различных идентификационных моделей создает в сознании части жителей приграничных регионов ситуацию неуправляемого хаоса,

делает их предрасположенными к манипуляциям со стороны внешних субъектов. Это существенно минимизирует возможности культурно-цивилизационного и политического диалога, затрудняет принятие решений, направленных на развитие межгосударственного сотрудничества, ведет к непониманию в межличностных отношениях. При этом формируется культура недоверия и снижается качество социального капитала, когда задачи повышения конкурентоспособности личности, группы и региона становятся крайне востребованными, особенно в приграничье, где интенсивность взаимодействия наиболее высока.

Процесс политико-культурной делимитации, таким образом, с одной стороны, отражающий специфику культур-но-цивилизационной идентификации сравнительно новых геополитических образований, с другой — оказывающий на них существенное влияние, в данном контексте должен рассматриваться как формирование и применение одного из регулятивов, способных упорядочить развитие приграничных территорий. Его направленность и качество в значительной мере будут определять перспективы развития не только приграничных регионов, но России и Украины в целом.

Мы попытались ответить на этот вопрос при помощи данных экспертного опроса, проведенного нами в апреле — мае 2014 г. Экспертами выступили российские и украинские специалисты в области российско-украинских отношений. Выбор экспертов (22 с российской стороны, 20 — с украинской) определялся наличием научных публикаций по данной проблематике, а также сравнительно длительным (не менее десяти лет) участием в практической работе по регулированию взаимодействия приграничных регионов. Следует подчеркнуть, что в опросе принимали участие эксперты из приграничных регионов обоих государств. Поэтому мы не можем рассматривать полученные результаты как репрезентативные в отношении всего украинского или российского экспертного сообщества. Поскольку речь идет о делимитации приграничных регионов, полученные данные содержат значимые в практическом и теоретическом отношениях и достаточные для формулировки выводов результаты. При этом авторы исходят из предположения о том, что мнение экспертов отражает не только их личную позицию, но довольно адекватно представлениям, доминирующим среди элит приграничных регионов, в несколько меньшей степени среди всего населения.

Комплекс взаимных претензий и обид, имевших под собой реальные и мифологизированные основания, а также влияние геополитических факторов привели к тому, что отношения России и Украины в постсоветский период стали развиваться как череда кризисов и попыток их урегулирования. Современное состояние отношений двух стран является наихудшим за весь постсоветский период и может быть расценено как точка бифуркации, после которой Украина может полностью выйти за пределы сферы политического и отчасти культурного влияния России. По данным мониторинга Левада-Центра (май 2014 г.), доля россиян, которые плохо и очень плохо относятся к Украине, достигла 49,0 % (в то время как сумма ответов «хорошо» и «очень хорошо» составила 35,0 %). Худшее отношение было зафиксировано социологами лишь в конце легислатуры В. А. Ющенко в мае 2009 г. — 55,0 и 33,0 % соответственно⁵. Так общественное мнение россиян отреагировало на череду газовых конфликтов и антироссийскую риторику украинской элиты.

Однако очевидна культурно-цивилизационная общность российского и украинского обществ, взаимная инклюзивность их политических и культурных процессов. В значительной степени поэтому российским населением и элитой западный вектор украинской политики воспринимается болезненно и оценивается как акт предательства. В пограничье социокультурная общность населения двух стран выражена существенно сильнее, нежели в целом. Уровень культурной интеграции здесь в ряде случаев превышает уровень интеграции внутри Украины и России.

В течение большей части XX — начале XXI в. существовали две модели политической делимитации регионов, оказавшихся по разные стороны границы. Первую можно определить как традиционную, сформировавшуюся в советский период и опирающуюся на постулат о российско(русско)-украинском братстве, приоритетном по отношению к этническим различиям. Граница в этом контексте рассматривалась как чисто условное, формальное явление.

Традиционная модель делимитации опиралась на близость культурно-цивилизационных оснований российских и украинских регионов, относящихся к славянскому культурно-ци-вилизационному типу. Именно так воспринималась большин-

ством их населения приграничная ситуация, и именно так ее трактует большинство экспертов еще и сегодня. 71,4 % участников проведенного нами исследования однозначно полагают, что Россия и Украина принадлежат к одной славянской цивилизации, 14,3 % уверены в этом частично, только 7,1 % не согласны с этим утверждением и столько же затруднились с ответом. Несколько в меньшей степени эксперты уверены, что Россия и Украина принадлежат к одной славянской культуре (33,3 и 66,7 % соответственно), согласны с этим частично 64,3 и 21,4 %, не согласны 2,4 %, а 11,9 % затруднились ответить. Но в любом случае преобладают те, кто убеждены в культурно-цивилизационном единстве Украины и России.

Однако не следует считать, что традиционная модель делимитации была фикцией и не стимулировала политико-культурное самоопределение Украины и России. Некоторые различия в ее рамках фиксировались массовым и элитарным сознанием. Представление о них сохраняется и усиливается. В частности, 9,5 % экспертов в полной мере согласились с утверждением: «Несмотря на общие корни, культурно-цивилизационные различия между Украиной и Россией существенны», 30,9 % приняли его частично.

Вторая (посттрадиционная) модель делимитации начала складываться в постсоветский период и в формальном отношении опиралась на идею взаимного конструктивного партнерства. Были предприняты попытки формирования механизма новой делимитации, в частности в виде евроре-гионов. Несмотря на декларации о необходимости межрегиональных интеграционных процессов, институт «еврорегионов» не получил должного правового статуса и не стал «точкой роста» в сфере трансграничного взаимодействия регионов двух стран. Называя примеры решений и действий российской и украинской власти, направленных на формирование культурно-цивилизационной идентичности пограничья, лишь 16,7 % экспертов отметили еврорегионы.

Обе модели перестали функционировать в конце 2013 — начале 2014 г. как следствие «евромайдана», последующих крымских событий и военных действий в Донбассе. По мнению большинства опрошенных экспертов, результатом этих событий стало усиление процессов культурно-циви-лизационной дифференциации в приграничных регионах. В отношении приграничных регионов России этот факт отметили 47,6 % экспертов, в отношении Украины — 50,0 %. Но экспертные оценки в данном случае не являются консолидированными и отражают сложность и противоречивость исследуемого феномена. Часть экспертов, напротив, выразили мнение, что «революция» на Украине способствовала возврату представлений об общем прошлом двух стран, необходимости объединения. Применительно к приграничным регионам России такую оценку высказали 21,4 % экспертов, Украины — 16,7 %. Следовательно, часть экспертов (они довольно адекватно отражают мнение социально активных групп) продолжают придерживаться не оправдавших себя моделей политико-культурной легитимации.

Многие экспертные оценки оказались полярными по отношению друг к другу, что отражает не только всю противоречивость российско-украинских отношений, но и кризис взаимного доверия на межгрупповой и даже межличностной почве. Так, если «рост взаимного интереса» как приоритетную тенденцию отметили 19,1 % экспертов, то «сокращение взаимного интереса» — 28,6 %. Если на «рост взаимопонимания» указали 21,4 % , то на «снижение взаимопонимания» — также 21,4 %. «Рост отчужденности» отметили 28,6 %, «снижение отчужденности» — 7,1 %. Как и в предыдущем случае, со стороны украинских экспертов наблюдаются более негативные оценки состояния массового сознания. Например, если рост отчужденности отметили 27,3 % российских экспертов, то среди украинских специалистов эта доля составила 35,0 %. На сокращение взаимного интереса среди россиян указали 22,7 %, среди украинских экспертов — 30,0 % и т. п.

Таким образом, антиукраинские и антироссийские настроения по обе стороны границы хотя и не являются преобладающими, но четко фиксируются. По данным нашего опроса, широкое распространение в приграничных регионах России украинофобии отметили лишь 4,8 % экспертов, ее отсутствие — 64,3 %. Но в отношении приграничных регионов Украины фиксируется уже иная ситуация: на широкое распространение русофобии указали 21,4 % экспертов, на ее отсутствие — 35,7 %. Безусловно, чаще всего этот факт отмечали эксперты с российской стороны. Тем не менее наличие такого рода настроений очевидно. Негативная мобилизация масс при наличии реального или мнимого врага происходит очень быстро, и радикальные идеи достаточно прочно усваиваются массовым сознанием.

На наш взгляд, новая модель политико-культурной делимитации приграничных регионов будет конфронтационной. Символы и стереотипы, их роль в приграничных отношениях, нельзя преуменьшать. В частности, каждый информационный повод со стороны оппонента подвергается вербально-смыс-ловой интерпретации, в ходе которой часто приобретает противоположный первоначальному смысл. Так «антитеррористическая» операция превращается в «карательную»⁶, противники центральной власти — в «террористов»⁷ и т. п.

Использование технологии негативной мобилизации и эксплуатации массовых фобий политиками вполне объяснимо. Они таким образом создают условия для давления на своих оппонентов, получают дополнительные «козыри» в политической игре, а также наращивают собственную легитимность. Однако долгосрочным эффектом от такого рода политики становится рост радикальных настроений в обществе. При этом любой отход от заявленных ранее приоритетов и ценностей может быть расценен мобилизованным массовым сознанием как слабость или предательство. В итоге сами политики становятся заложниками ситуации, построенной собственными руками. Им приходится соответствовать тому уровню радикализма, который сформировался в обществе.

Темпы утверждения новой (конфронтационной) модели политико-культурной делимитации различны. На Украине они заметно выше. Так, если среди россиян в сентябре 2014 г. 26,0 % посчитали, что между Россией и Украиной идет война, то среди жителей Украины эта доля составила 70,0 %⁸. Данные нашего исследования демонстрируют схожую тенденцию, хотя и сглаженную фактором социокультурной общности приграничных регионов двух стран. Отвечая на вопрос «В какой мере будут сегодня восприняты населением приграничных регионов России утверждения об общем будущем России и Украины?», 66,7 % экспертов отметили, что они будут восприняты большинством населения, лишь 16,7 % считают, что будут восприняты его меньшей частью. В отношении населения приграничных регионов Украины эксперты дали уже иную оценку: утверждения об общем будущем стран будут восприняты большинством — 40,5 %, меньшей частью — 32,4 %.

Новая политико-культурная делимитация будет подкрепляться не только политическими, но и культурно-ци-вилизационными процессами, поскольку и в приграничных регионах Украины (в большей степени), и в России складываются новые культурно-цивилизационные идентичности. На Украине эта идентификация проходит отнюдь не по модели общенационального консенсуса, а сопряжена с огромным количеством локальных и межгрупповых конфликтов. Для большей части российского общества, особенно для политической элиты, события на Украине послужили дополнительным фактором легитимации консервативного курса и утверждения тезиса «Россия — не Украина».

Проведенное исследование позволяет сформулировать ряд выводов. Во-первых, процесс политико-культурной делимитации приграничных регионов носит символический характер и выражается в определении и разграничении их статусов. К числу его показателей относятся: ценностное самоопределение региональных сообществ; определение их специфического места в историко-культурном процессе; дифференциация контрагентов по признаку «свои — чужие»; институционализация аутентичных или рассматриваемых как аутентичные политико-культурных символов и знаков.

Во-вторых, в основе политико-культурной делимитации российско-украинского приграничья лежат процессы социокультурной идентификации, которые в большей степени на современной Украине, в меньшей — в России характеризуются многообразием составляющих их основу ценностных паттерн, стохастичностью, появлением новых объектов. Преобладающая модель идентификации воспроизводит паттерны этногруппового корпоративизма, среди которых наиболее влиятельной является паттерн «галицийской ментально-сти», распространяемый на Украину в целом. Однако в приграничных регионах данная модель пока не пользуется значительной поддержкой. Но даже в этих регионах в ходе социокультурной идентификации и политико-культурной делимитации по обеим сторонам границы все отчетливее проявляются конфронтационные тенденции.

В-третьих, по преимуществу конфронтационный характер политико-культурной делимитации приграничных регионов Украины и России обусловлен тактическими интересами обеих сторон и все более находит подкрепление в культурно-цивилизационных тенденциях современности. Но форсирование конфронтации чревато усилением социокультурных разломов в России и на Украине. Россия в результате может утратить лидерство на постсоветском пространстве и забыть о претензии на «Русский мир». Сосредоточение на консервативных элементах политического курса может подавить инновационные импульсы. Украина, любой ценой стремящаяся оторваться от общей с Россией культурно-цивилизационной матрицы, рискует еще большей социокультурной маргинализацией. Конфронтационная делимитация в перспективе ведет к распаду приграничных региональных систем, возврату их в некие исходные органичные состояния. Но проблема заключается в том, что в настоящее время трудно в полной мере представить сущность этих образований, скрытую от исследователя многовековыми наслоениями гибридных культурных матриц.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Статья подготовлена в рамках проведения НИР по заданию № 2014/2459 на выполнение государственных работ в сфере научной деятельности в рамках конкурсной части государственного задания Минобрнауки России.

² Авакьян С.А. Конституционное право: энцикл. словарь. М.: Норма, 2001. URL: http://constitutional_law.academic.ru/340 (дата обращения: 10.06.2014).

³ См.: Сунгуров А.Ю. Хронотоп как инструмент регионального политического анализа // Полис. 2003. № 6. С. 65.

⁴ См.: Бурдье П. Практический смысл. СПб., 2001. С. 102.

⁵ См.: Отношение россиян к другим странам. URL: http://www.levada. ru/print/05-06-2014/otnoshenie-rossiyan-k-drugim-stranam (дата обращения:

11.06.2014).

⁶ См.: Бойне не видно конца. URL: http://www.rg.ru/2014/05/19/ukraina-site.html (дата обращения: 13.06.2014).

⁷ См.: В АТО кажуть, що у терористав 1стерика: стршяють, бохочуть вирватися. URL: http://www.pravda.com.ua/news/2014/06/8/7028477 (дата

обращения: 13.06.2014).

⁸ См.: Жители России и жители Украины о войне, ответственности, будущем. URL: http://www.levada.ru/22-10-2014/zhiteli-rossii-i-zhiteli-ukrainy-o-voine-otvetstvennosti-budushchem (дата обращения: 13.11.2014).

Поступила 14.12.2014.

V. P. Babintsev, E. V. Reutov, V. A. Sapryka. Political and Cultural Delimitation of the Near-Border Regions of Russia and Ukraine in Estimates by the Expert Community

At present, the political and cultural delimitation of Russia and Ukraine is being implemented at a quickened pace, which is most vividly manifested in the near-border regions of both countries. We understand the political and cultural delimitation of the near-border regions as a process of defining and delineating of the statuses of the neighboring geopolitical entities when stable ideas about the specifics of their political and cultural systems are formed and distributed among the population in the neighboring countries.

During most of the 20th and in the early 21st centuries, two models of political delimitation of regions that now find themselves on the different sides of the border have been used. The first one can be defined as traditional — the one formed during the Soviet period and based on the postulate of the Russian-Ukrainian brotherhood being a priority overriding ethnic differences. In this context, the border was seen as a purely formal phenomenon. The traditional model of delimitation was based on proximity of cultural and civilizational foundations of Russian and Ukrainian regions related to one (Slavic) cultural and civilizational type. The second (post-traditional) model of delimitation started to develop in the post-Soviet period and was formally based on the idea of mutual constructive partnership. Euroregions became mechanisms of the new delimitation. Both models have ceased to function as a consequences of the Euromaidan and the subsequent events in Crimea and military actions in the Donbass region. According to most experts, these events resulted in intensification of processes of cultural and civilizational differentiation in the near-border regions.

According to expert data, a new model of political and cultural delimitation of the near-border regions will be a confrontational one. The predominantly confrontational political and cultural delimitation of the near-border regions of Ukraine and Russia is due to the tactical interests of both parties and increasingly finds support in the cultural and civilizational trends nowadays. But forcing confrontation can lead to enhancing socio-cultural breaks both in Russia and (mainly) in Ukraine. As a result, Russia may lose its leadership in the post-Soviet space and forget the idea of the "Russian world". Focusing on the conservative political elements can suppress innovation impulses. Ukraine, seeking to break away from the cultural and civilizational matrix common with Russia at any price, runs risks of even greater social and cultural marginalization. Confrontational delimitation eventually leads to the collapse of the near-border regional systems.