С. И. Трунев, Г. Г. Карпова. Жизнь культуры в оптике власти

С. И. ТРУНЕВ, Г. Г. КАРПОВА

ЖИЗНЬ КУЛЬТУРЫ В ОПТИКЕ ВЛАСТИ

 

ТРУНЕВ Сергей Игоревич, доцент кафедры культурологии Саратовского государственного технического университета, кандидат философских наук.

КАРПОВА Галина Геннадьевна, доцент кафедры социальной антропологии и социальной работы Саратовского государственного технического университета, кандидат социологических наук.

Ключевые слова: культура; власть; модернизм; культурная политика; управление; наука; искусство; религия; идеология; культурный процесс

Key words: culture; power; modernism; cultural policy; administration; science; art; religion; ideology; cultural process

Проблема анализа, механизмов и форм управления в сфере культуры в условиях современных реформ, перехода к гражданскому обществу и правовому государству не только актуальна, но отличается новизной и сложностью в теоретическом и практическом отношениях, носит комплексный и межотраслевой характер. Анализируя внедрение в обыденную жизнь ряда модернистских проектов, Дж. Скотт уделяет значительное внимание оптике, т. е. концептуальному и понятийному аппарату, посредством которого власть видит реальность1. Слабую эффективность реформаторской деятельности он связывает с качественными отличиями инициированных властью теоретических репрезентаций повседневной жизни и самой этой жизнью. То, что власть не по своей природе не может представить жизнь во всей ее полноте и многообразии, на наш взгляд, ведет к невозможности адекватного реагирования на происходящие в обществе изменения.

В определении «культурная политика» не существует единого подхода. М. Вебер, говоря о политической деятельности, подчеркивал в ней в первую очередь деятельность по сохранению порядка в стране, т. е. «существующих отношений господства»2. В отечественной литературе по вопросу культурной политики такого взгляда придерживается А. С. Балакшин. Он указывает, что политика в области культуры предстает как борьба за власть в сфере культуры3. В теоретическом арсенале А. Грамши и П. Бурдье находят опору многие современные представления о том, что такое политическая борьба вообще и культурная практика как неотъемлемая ее составляющая. Следуя за марксистским пониманием культуры, они воспринимают культурную жизнь как поле борьбы различных субъектов: групп населения (носителей различных субкультур), создателей культурных ценностей, различных общественных институтов, занятых их сохранением и распространением, и государства. В соответствии с таким представлением о культурной политике наиболее сильным ее субъектом является государство, наделенное властью, располагающее наибольшими ресурсами и возможностями воздействия на культурную жизнь. Это воздействие осуществляется через управление наукой, искусством, религией; выработку и транслирование государственной идеологии с помощью системы образования и средств массовой коммуникации.

Обобщая попытки зарубежных аналитиков дать определение культурной политики, можно выделить целевой, институциональный и ресурсный подходы. Их совмещение характеризует комплексный управленческий подход4. Политическая деятельность в сфере культуры не может охватить всего многообразия культурного пространства, тем более что политика подвергается влиянию личных качеств своих субъектов: одна и та же объективная культурная потребность может быть выражена в разных политических решениях, содержание которых во многом зависит от усмотрения лиц, правомочных принять это решение5. В то же время сама культура оказывает активное воздействие на общественную и политическую жизнь, являясь фоном процессов социализации и побуждая людей регулировать свое поведение в соответствии с меняющимися нормами и ценностями. Комментируя взаимоотношения культуры и власти в России, И. Булкина отмечает: «Для России в равной степени справедливо и то положение, когда власть вплотную занимается культурой, и обратное — когда культура занимается властью»6.

Вопрос о роли государства в формировании культурной политики является особенно важным. Именно государство помогает сформировать механизмы реализации культурной политики. Их освоение имеет особое значение для России, где культура признается национальным богатством, однако нередко это признание не сопровождается разработкой соответствующего инструментария и остается на уровне деклараций. Конструирование национальной концепции культурной политики, которая не является раз и навсегда определенной и статичной7, зависит от принятой в данном обществе политической идеологии, господствующих представлений о природе культурных процессов, их влиянии на развитие общества, приоритетности решения проблем культуры для государства, о его взаимных обязательствах с субъектами, творящими культуру, и обществом в целом. Поскольку культурная политика не развертывается в изоляции от других сфер публичной политики, следовательно, важен контекстуальный подход к исследованию, учитывающий политическую, культурную и интеллектуальную историю страны.

Репрезентируя процессы развития отечественной культуры, В. Паперный провел анализ циклических процессов развития советской культуры, а прежде всего архитектуры8. Цикл, по его мнению, состоит из двух последовательно сменяющихся фаз, носящих названия «Культура 1» и «Культура 2». «Культура 1» — это фаза горизонтального растекания пространственных структур, производная от общей децентрализации пространства. «Культура 2» — фаза вертикального затвердевания новых пространственных структур, производная от процесса общей централизации. Хронологические рамки этих фаз таковы: «Культура 1» — 20-е гг. ХХ в., «Культура 2» — 30—50-е гг. ХХ в. Следуя этой логике, отметим, что в истории России мы можем наблюдать периодически сменяющие друг друга следующие этапы: 60-е гг. — короткий период нестабильности («оттепель»), 70—80-е гг. — период относительной стабильности («застоя»), 1990—2003 гг. — период нестабильности («перестройки»), 2003—2008 гг. — период возрастания стабильности.

На наш взгляд, периоды стабильности характеризуются жесткой политической властью и относительно устойчивой социальной структурой, предполагающей минимальную социальную мобильность. При этом власть представляется (в официальном дискурсе) и воспринимается обществом в качестве сакрального института. В культуре этого периода господствует уверенность в истинности имеющейся совокупности знаний (научной картины мира), на основе которых выстраивается система педагогической (политической, морально-нравственной) и эстетической («стилистической») обработки реальности, а также включенного в нее человека. При этом Политик (руководитель), Мыслитель (ученый), Учитель (педагог) и Творец (художник) зачастую соединяются в одном физическом лице, обладающем правом говорить и действовать от лица реальности. Уровень индивидуальной социальной адаптированности напрямую зависит от способности человека подчиняться установленным нормам, правилам, канонам, в то время как культура выполняет в отношении него двойную — «воспитательно-просветительскую» — функцию. Именно поэтому основной стратегией культурной политики является стратегия патернализма, которая рассматривает культурную политику как оправдание и основание широкой государственной поддержки культуры.

Культура периодов нестабильности характеризуется множественностью научных репрезентаций реальности, ни одна из которых не является истинной и в связи с этим находится по отношению к другим в состоянии конкуренции. Наука обретает ярко выраженный инструменталист-ский характер, в соответствии с которым ученые начинают усматривать свою миссию не в продуцировании абсолютной картины мира, а в технологических решениях общественно значимых проблем.

Релятивизация этических ценностей приводит к безусловному доминированию ценности жизни, т. е. индивидуального существования. По причине этого педагогическое воздействие на индивида затрудняется, возникает так называемый «массовый», т. е. минимально обработанный культурой человек. Фигуры Политика, Мыслителя, Учителя и Творца перестают совпадать в одном физическом лице, разделяясь на совокупность политических, научных и иных элит. Реальность обретает вид непрерывно перекраиваемого элитами поля, в пределах которого конкурентоспособность человека зависит от его готовности принять и воспроизвести различные модели поведения, навязать реальности собственные правила, нормы, каноны. Основной функцией культуры в отношении человека становится «развлекательно-компенсаторная». Основной стратегией культурной политики представляется концепция партнерства, прослеживаемая в действующей Федеральной целевой программе «Культура России (2006—2010 гг.)9».

Проблема в том, что ни учреждения культуры, ни власть не успевают адекватно реагировать на периодические смены моделей. Так, в 1990-х гг., период бурного расцвета культурной жизни, привыкшие к государственному финансированию и неспособные реагировать на запросы потребителя учреждения культуры начали влачить жалкое существование. Официальная риторика констатирует общий упадок культуры, усматривая его проявления в ряде феноменов: падает посещаемость читальных залов библиотек, при этом растет книжный рынок; в области музейного дела сегодня экспонируется 6—7 % музейных фондов, и эта цифра уменьшается; резко снижается объем культурных услуг, предоставляемых бесплатно. Никакие уговоры относительно непреходящей ценности классики не обеспечивают аншлагов, дирижировать публикой не удается даже тем, кто блестяще справляется с симфоническими оркестрами. Хорам предпочитают синтезаторы10.

Памятуя о специфике культуры в рамках вышеприведенных моделей, отметим, что авторитет «классики» и «традиции» производен от авторитета политической власти. В периоды нестабильности ни классика, ни произведения традиционного (народного) творчества не обладают непреходящей ценностью. О «вечном» вспоминают лишь тогда, когда усиливается воспитательное воздействие власти в отношении общества. Например, если в 20-е гг. поэты призывают сбросить «Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих с „Парохода Современности”», то в 30-е гг. советская культура не только вырабатывает каноны единого стиля (социалистический реализм), но полностью реабилитирует указанных авторов. Школьные программы отныне содержат в себе двойную основу, включая произведения классиков русской литературы, к которым вполне органично примыкают работы классиков соцреализма (А. Островский, А. Фадеев, М. Горький). Аналогично становление постмодерна, наиболее интенсивно происходившего в России 90-х гг., на время вывело классиков на периферию культурной жизни, однако этот факт вовсе не означает ни стагнации, ни тем более деградации культурной жизни как таковой.

В рамках концепции партнерства впервые культурная политика рассматривается не только как затратная сфера. Предполагается, что культура может перейти с позиции «просителя» денег у государства на позицию «развития за счет собственных усилий». Реформа бюджетной сферы, вступившая в силу с 2006 г., предполагает изменение юридической формы большинства организаций культуры, которые являются сегодня государственными (или муниципальными) учреждениями. Новая форма (государственная (или муниципальная) автономная некоммерческая организация) предоставляет организациям большую свободу, хотя и при меньших гарантиях бюджетного финансирования. Аналогичные эффекты отмечаются исследователями культурной политики Британии11. Это нововведение имеет неоднозначные последствия: с одной стороны, — негативное, выраженное в сокращении бюджетного финансирования сферы культуры, с другой — позитивное.

Вопрос в том, насколько эта концепция является оправданной в настоящее время. Ведь если мы представляем культуру в качестве экономически прибыльной сферы (а это прописано в Федеральной целевой программе «Культура России»), мы должны также признать, что основным регулятором в этой сфере будет «невидимая рука» рынка. Это означает, что наибольшее развитие получат направления культурной деятельности, продукты и (или) услуги которых в наибольшей степени отвечают запросам массового потребителя.

Если ключевым принципом реформы является обеспечение адекватности производимых культурных продуктов и услуг общественному спросу, что дает нам право рассуждать не только о культурном менеджменте, но и о развитии маркетинговых стратегий в сфере культуры. Экономическим механизмам реализации этого принципа является переход на многоканальное финансирование. В такой ситуации спрос находит выражение в спонсорской поддержке и в собственных доходах организаций. Российские исследователи и аналитики признают неизбежность развития рыночных отношений в сфере культуры в современных условиях. С одной стороны, в процессе потребления предоставляемых обществу культурных благ начинают преобладать домашние формы (телевидение, радио, Интернет), как следствие, происходит снижение посещаемости публичных культурных мероприятий, что может вести за собой сокращение занятости и рабочих мест в организациях сферы культуры. Музеи, библиотеки, иные учреждения, представляющие услуги в области культуры, перестают быть привлекательными для трудоустройства, а специальности, связанные с этой сферой, теряют свою конкурентоспособность на рынке труда.

В структуре финансирования отечественных организаций культуры четко прослеживаются тенденции роста благотворительных и спонсорских средств. Сегодня очевидно, что политическая и идеологическая цензура, характерная для советского государства, заменяется цензурой коммерческой. Мирное сосуществование двух разных моделей культурной политики (дотационной и экономически самостоятельной), может быть объяснено тем, что эти концепции обслуживают различные по экономическим возможностям регионы. Иначе говоря, некоторые регионы могут действовать в рамках концепции патернализма, существовать только в условиях широкого патронирования сферы культуры со стороны государства; другие, имеющие больше ресурсов, — в рамках концепции партнерства.

Основу осуществления культурной политики в Саратовской области составляет ряд правительственных документов, в числе которых региональная областная целевая программа «Национально-культурное развитие народов Саратовской области» на 2008—2010 годы; Программа социально-экономического развития Саратовской области на среднесрочную перспективу (2009—2011 годы); областная целевая Программа «Развитие культуры 2009—2012 годы»; муниципальная целевая Программа «Создание условий для выявления, развития и поддержки одаренных детей города Саратова на 2006—2010 годы». В этих программных документах сформулированы основные цели и задачи культурной политики региона. Целями программ являются сохранение культурного наследия Саратовского региона, формирование единого культурного пространства, создание условий для обеспечения выравнивания доступа к культурным ценностям и информационным ресурсам различных групп граждан, создание условий для сохранения и развития культурного потенциала нации, интеграция в мировой культурный процесс, обеспечение адаптации сферы культуры к рыночным условиям.

Таким образом, цели региональной и культурной политики РФ на современном этапе развития можно разделить на три основные блока: сохранение культурного наследия, национального богатства (классический подход к культурной политике); обеспечение равного доступа к культурным ценностям и интеграция в мировой культурный процесс; функционирование культуры в условиях рынка, экономическая рентабельность сферы культуры. Важен и тот факт, что все заявленные цели и задачи взаимосвязаны. Эта тесная взаимосвязь может выступать ресурсом успешного выполнения поставленных задач, но и создавать определенные препятствия для их эффективного решения. Например, сохранение культурного наследия, национального богатства выполнимо посредством эффективной работы музейных фондов и всей системы музеев, недвижимых памятников истории и культуры как объектов культурного наследия, библиотечных и архивных фондов. Слабость инфраструктуры культурной сферы влечет огромные разрывы в доступе разных групп населения к ее ресурсам, а распыление средств и недофинансирование учреждений культуры связано с низким уровнем оплаты труда и неудовлетворенностью работников бюджетных учреждений сферы культуры. Сегодня у учреждений культуры недостаточно возможностей и стимулов к «зарабатыванию» собственных средств, существует ряд барьеров на пути объединения ресурсов государства, частного и корпоративного секторов, направляемых на развитие культуры. Налицо такие кризисные явления, как рост невосполнимых потерь в культурном наследии; замедление темпов модернизации и новаторства в культурной жизни как важнейших факто-

ров повышения социальной активности населения; разрыв культурного пространства и сокращение участия России в мировом культурном обмене; сокращение кадрового потенциала культуры в результате резкого снижения уровня доходов творческих работников, их оттока в другие сектора экономики и миграции за рубеж; снижение уровня обеспеченности населения культурными благами.

В то же время дифференциация в обеспечении доступа населения к ценностям культуры в регионе настолько значительна, что говорить о едином культурном пространстве и интеграции в мировой культурный процесс можно только как о желаемой перспективе. Равные возможности в приобщении к культурным ценностям отсутствуют как внутри отдельно взятого региона, где существенно различие доступа населения к культурным благам в городе и на селе, так и в рамках отдельно взятого городского пространства. Причина — социальное неравенство, отсутствие безбарьерной среды, которое приводит к ограничению выбора способов приобщения к культурным ценностям и практикам исключения из единого культурного пространства людей с инвалидностью.

В Программе «Культура России» была предпринята попытка сформулировать экономические количественные индикаторы, показатели, критерии, оценки результативности. Их восемнадцать, они расписаны по годам. Но, как считают некоторые российские исследователи, «требование программно-целевого метода, который активно внедряется в культуру, подвергается критике, основывающейся на очевидном факте, что сфера культуры настолько специфична, что результаты ее функционирования и развития могут быть значительно отодвинуты во времени и не всегда могут определяться количественными показателями: Культура — главное вложение в человека, культура, это то, что в конечном итоге создает человека-творца»12.

Мы не можем отрицать, что все больше процессов, происходящих в культуре, регулируется посредством товарно-денежных отношений. На уровне государственного дискурса прослеживается явная тенденция рассматривать культуру как экономический ресурс, и это задает совершенно иной вектор культурной политики, требующей внедрения управленческих технологий в менеджмент организаций сферы культуры. Сегодня очевидно, что, с одной стороны, старые подходы к управлению в сфере культуры входят в противоречие с современным управленческим стилем, с другой — тесная связь культуры и идеологии была и остается отличительной чертой государственной политики. В начале нового тысячелетия в сфере российской культуры формируется совершенно иная расстановка сил с точки зрения соотношения традиционного и новаторского, а также государственного и негосударственного секторов.

Таким образом, попытки решения социокультурных проблем в современной России разнородны. В таких условиях решающую роль играет государственная культурная политика, однако здесь важны принципы межсекторного взаимодействия и социального партнерства.

Именно поэтому сегодня России нужна рациональная и последовательная культурная (даже социокультурная) политика, в которой неизбежно сочетание разумной охранительной ориентации (поддержание эффективных наличных культурных форм и институтов) и ориентации инновационной (распространение необходимых для страны модернизаци-онных образцов)13. Становится насущной необходимостью освоение современного менеджмента в сфере культуры и институциональная модернизации государственных организаций, которая позволила бы решать проблемы культуры в едином комплексе, опираясь на механизмы взаимодействия коммерческой и некоммерческой, государственной и негосударственной составляющих сферы культуры. В связи с этим интегративная методология при разработке новой культурной политики, отражающая одновременно глобальные тенденции, получает наибольшее число шансов быть востребованной в сегодняшней России.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 См.: Скотт Дж. Благими намерениями государства. Почему и как проваливались проекты улучшения условий человеческой жизни / пер. с англ. Э.Н. Гусиновского, Ю.И. Турчаниновой. М.: Унив. книга, 2005. 576 с.

2 См.: Вебер М. Политика как призвание и профессия // Избр. произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 644—706.

3  См.: Балакшин А.С. Сущность и содержание понятия «культурная политика» // Вестн. Нижегород. гос. ун-та. 2004. ¹ 1. С. 374—379.

4 См.: Востряков Л.Е. Региональная культурная политика пореформенной России: субъектное измерение. СПб.: Изд-во СЗАГС, 2005. С. 80—86.

5 См.: Балакшин А.С. Сущность и содержание понятия ...

6 Булкина И. Культурная политика: украинский опыт и другие опыты // НЛО. 2002. ¹ 58. URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2002/58/bulkina.html (дата обращения: 20.02.2009).

7 См.: Belfiore E. The Methodological Challenge of Cross-National Research: comparing cultural policy in Britain and Italy // Centre for Cultural Policy Studies Research Papers. ¹ 8. University of Warwick, 2004. 55 p.

8 См.: Паперный В. Культура Два. М.: Изд-во «Нов. лит. обозр.». 2006. 408 с.

9 См.: Постановление Правительства РФ от 8 декабря 2005 г. ¹ 740 «О федеральной целевой программе „Культура России (2006—2010 годы)”». URL: http://pravo.roskultura.ru/law/resolution/08/12/2005/1/text/2857.html (дата обращения: 15.03.2009).

10  См.: Авксентьев В., Зендриков Ю. О развитии государственной политики в области культуры (1994). URL: www.circle.ru (дата обращения: 05.04.2009).

11  См.: Belfiore E. Art as a means towards alleviating social exclusion: does it really work? A critique of instrumental cultural policies and social impact studies in the UK // International Journal of Cultural Policy. 2002. Vol. 8. ¹ 1. P. 91—106.

12 Костина А.В. , Гудима Т.М. Культурная политика в современной России: соотношение этнического и национального. М.: Изд-во ЛКИ, 2007. С. 204.

13 Разлогов К., Орлова Э., Кузьмин Е. Российская культурная политика в контексте глобализации // Отеч. зап. 2005. ¹ 4 (25). URL: www.cultu-ralmanagement.ru/books (дата обращения: 23.03.2009).

Поступила 15.04.09.

Лицензия Creative Commons
All the materials of the "REGIONOLOGY" journal are available under Creative Commons «Attribution» 4.0