Н. А. Галактионова. Особенности современных процессов регионализации и формирования региональной идентичности

Н. А. ГАЛАКТИОНОВА

ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННЫХ ПРОЦЕССОВ РЕГИОНАЛИЗАЦИИ И ФОРМИРОВАНИЯ РЕГИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

ГАЛАКТИОНОВА Нелли Анатольевна, доцент кафедры социологии и социального управления Тюменского государственного университета, кандидат филологических наук.

Ключевые слова: полиэтническое сообщество, ценностные установки, гражданская идентичность, региональная идентичность, регионализация

Key words: poly-ethnic community, value systems, civil identity, regional identity, regionalisation

Региональная идентичность является одной из составляющих системы координат социально-политического пространства на региональном и общегосударственном уровне¹. Региональная идентичность базируется на общей истории, культурных ценностях, экономическом потенциале региона, его роли в общегосударственном историческом процессе. М. П. Крылов под региональной идентичностью понимает системную совокупность культурных отношений, связанных с понятием «малая родина». В региональной идентичности сочетаются аспекты пространства и внутренней энергетики, «силы» идентичности, воспринимаемые как «местный патриотизм»².

В региональной идентичности может быть актуализирована политическая составляющая, находящая выражение в солидарности населения в отстаивании региональных интересов. Опыт многих стран показывает, что разные типы идентичностей (общегосударственная, региональная) и более узкая локальная могут «мирно сосуществовать», дополняя друг друга.

Современные региональные процессы можно объяснить как две разнонаправленные тенденции — глобализации и локализации, причем они могут быть вызваны как властными директивами (как в случае недавнего укрупнения российских регионов), так и стихийными политическими или этническими процессами (Косово, Абхазия и т. д.). Перспективы выделения, обособления крупных регионов можно объяснить с позиции синергетики, предложенной в свое время И. Пригожиным³. Синергетика вводит новый принцип соединения частей в целое, который, возможно, объясняет тенденции интеграции, характерные для ЕС, и одновременно тенденции к выделению обособленных регионов на пространстве России: Европейская Россия, Сибирь, Дальний Восток. Теория самоорганизации объясняет естественность колебаний развития: от дифференциации к интеграции, от ослабления к усилению связей.

Применительно к России вопрос о значимости формирования региональной идентичности не имеет однозначного ответа. В истории Зауралья существует несколько примеров негативной идентичности, оформленной в региональной системе координат. Это, в первую очередь, сибирское областничество конца XIX — начала XX в. под эгидой Н. Ядринцева, Н. Наумова, Г. Потанина, которые рассматривали Сибирь как политическую и экономическую колонию России, а сибиряков как особую нацию, что требовало установления автономного статуса Сибири. Как показал опыт развития страны в 90-е гг. ХХ в., мобилизация регионального самосознания населения может быть использована политическими силами в разных интересах.

Кроме того, в условиях общественной аномии, отсутствия консолидирующих общество идей актуализация форм иден-тичностей, сфокусированных на регионе или городе, может сопровождаться размыванием идентификации с «большим» сообществом. Об этом свидетельствуют результаты некоторых исследований, проведенных отечественными социологами в 90-е гг. Доля респондентов, ассоциирующих себя только с локальными и региональными общностями, доминировала над долей тех, кто в первую очередь идентифицировал себя с россиянами⁴. Активизация региональной идентичности определяется рядом факторов. Внутри регионов наблюдается относительная культурная однородность, подпитываемая региональными символами, культивированием традиций существования территорий в истории, выделением особых «бытовых» областей — «житница России», «кладовая природных богатств страны», «черноморская жемчужина» России, «здравница России» и т. д.

Традиция не является единственным источником формирования идентичности. Региональная идентичность культивируется «сверху» усилиями и инициативой творческой интеллигенции и политиками, нередко их можно отнести к категории этнических антрепренеров, ибо в региональной идентичности нередко стремятся выделить именно этнокон-солидирующий фактор. Такую картину можно наблюдать в социокультурных и политических процессах Якутии, Бурятии, Северного Кавказа. Исследователи региональных СМИ отмечают, что СМИ тиражируют представления о провинции как акторе возрождения России, подчас это стремление выливается в мифологию, в которой центр противопоставляется конкретному региону, причем последний выступает как полюс порядка, особо подчеркивается сверхзначимость региона для судьбы всей России⁵. В Тюменской области СМИ активно проводят работу по созданию региональной идентичности, вписанной в общероссийский контекст, осмысляя ее как реальную альтернативу этнизации областного сообщества. Активно включились в эту работу как русскоязычные СМИ, так и СМИ сибирских татар — второго по величине этноса области. В печатных и электронных СМИ тиражируются обращения «сибиряки», «тюменцы» (в широком смысле — как жители всей области), «ямальцы».

Региональная идентичность становится актуальной в условиях обострения кризиса общества, когда государство перекладывает часть своих обязанностей на региональные власти⁶. В этом случае самопроизвольные «низовые» процессы отражают ориентацию населения на более устойчивые формы пространственной коллективности.

Результаты исследований в Тюменской области показали, что хотя связь с большим сообществом является несколько размытой, однако в идентификационной шкале населения доминирует общегражданский принцип. По данным исследования Г. М. Заболотной, 53,3 % опрошенных на юге области, 56,3 % респондентов Югры и 63,4 % ямальцев ответили, что для них наиболее важным является «быть гражданином России»⁷. Для трети всех опрошенных другие формы идентичности не являются актуальными. Преобладает смешанная идентичность, построенная на сочетании нескольких идентификационных позиций. В отличие от респондентов юга области для опрошенных «северян» принадлежность к городской или поселковой общности является более значимой, нежели региональная. На юге области исключение составляет Тобольск — первый исторический, политический центр всей Сибири. Здесь респонденты в большей степени ассоциируют себя с городской, нежели областной сущностью.

Для населения Тюменского региона не характерно гипертрофированное этническое самосознание различных групп, противоречащее общегражданской идентичности, как правило, они дополняют друг друга. Можно выделить несколько основных факторов, влияющих на оформление в области региональной идентичности, включающих в себя в различных иерархических вариантах этническую и общегражданскую идентичность.

Малонаселенность области, особенно ее северных округов. Большинство населения не относится к коренным жителям, если под укорененностью понимать многопоколенное проживание на данной территории.

Этническая мозаичность населения. Проведенное в 2007 г. пилотажное исследование одиннадцатиклассников г. Тюмени свидетельствует о том, что школьники из числа недавних мигрантов предпочитают характеризовать себя в терминах локальной этничности, идентифицируя себя не как «дагестанцев» вообще, а как «рутульцев», «курдов»; не «грузинка», а «кистинка» и т. д. Представители различных национальностей живут в области, вступая в контакты, конкурируя за рабочие места, место в образовательной системе и т. д.

Внешняя миграция. В Тюменской области и округах сформировались крупные диаспоры народов, которые еще в 70-е гг. ХХ в. не были представлены вообще, либо их численность не превышала нескольких сотен. Существенные различия в культуре (в том числе системе ценностей), структуре потребления могут привести к напряженности, сглаживают их полиэтничный и поликонфессиональный состав местного населения.

Внутрирегиональная миграция. Особенность области по сравнению с некоторыми другими районами России состоит в том, что внутрирегиональная миграция носит положительный потенциал. Тюмень — крупный образовательный центр, способный предложить широкий спектр специальностей, чего не могут обеспечить другие города региона, поэтому Тюмень стала центром притяжения для молодой, перспективной части населения — студенчества. Многие из получивших высшее образование в Тюмени остаются здесь, занимая высокие властные посты, например, закончивший Надымскую школу В. В. Якушев стал сначала мэром Тюмени, а затем губернатором Тюменской области.

Своеобразие процессов модернизации. Социально-экономическое развитие региона, повлекшее изменение в нормах поведения, морали, не сбалансированы на юге и национальных округах. Народы тюменского севера получили большинство достижений технологического общества, различные материальные блага в готовом виде, а стремительность этого процесса мало повлияла на архаичные нормы поведения. То же самое касается мигрантов из южных регионов, которые, приехав в область из районов традиционной культуры, сложно адаптируются в современном урбанизированном пространстве городов, без привычного механизма социального контроля.

Сильная позиция региональных властей, жесткая политика центра в отношении проявлений этнонегативизма, поддержка с помощью властных институтов региональной идентичности, различных пиар-проектов, контроль над деятельностью СМИ.

Традиции партнерских отношений власти и общественных объединений, в том числе с НКА.

Низкая политическая активность населения Тюменской области. Относительная благополучность жизни не способствует активизации гражданской позиции.

В области в отличие от некоторых других субъектов Федерации отсутствует несколько конфликтогенных факторов⁸. Например, нет негативной исторической памяти, касающейся истории народов, проживающих на территории края. Тюменская область издавна была местом ссылки, поэтому существует опыт взаимоотношений с ущемленными в правах (от Долгоруких, Меньшикова, декабристов до переселенных в 40-е гг. ХХ в. калмыков, которых старались поддерживать). Коренные народы области не подвергались насильственной депортации, а приход русских на их исконные земли глазами местного населения — до сих пор часть потаенной истории, некоторые элементы которой можно увидеть в литературе сибирских татар (Я. Занкиев), ханты (Е. Айпин). Относительная молодость и неразвитость местной литературной традиции не позволила появиться псевдонаучным литературно-художественным спекуляциям по этнической проблематике. Напротив, создаваемые тексты способствуют пониманию «русского влияния» как явления благотворного и необходимого⁹. В области единичны случаи проявления религиозного фундаментализма, политизированной формы ислама, возможно, в связи с тем, что есть возможность получения традиционного исламского образования без влияния радикальных элементов — медресе им. Нигматулла ДУМ в п. Ембаево, готовящее имамов, имам-хатыбов.

М. П. Погодиным, С. М. Соловьевым, А. Д. Градовским была выдвинута идея культурной однородности России в пространстве и слабой выраженности территориальной укорененности¹⁰. Попытка модернизировать эту концепцию принадлежит Л. В. Смирнягину, который говорит об «аспа-тиальности русской культуры», обусловившей «ослаблен-ность реакции на пространство» и отсутствие региональной идентичности¹¹. Ряд авторов отрицает существование российской региональной идентичности, говоря о кризисе идентичности, пиаре, отсутствии символического смысла у российских регионов, неструктурированности и отсутствии импульса саморазвития, отсутствии у русских «архетипа дома» и самого понятия «малая Родина»¹². О. И. Шкаратан и М. П. Крылов, напротив, отмечают, что региональная идентичность в России с конца XX в. создается на базе новых городских локальных субкультур путем преодоления экстенсивной культуры и традиционного общества¹³.

Существует мнение, что успех российских реформ возможен только при отрицании укорененности местного самосознания, что провоцирует пространственную и социальную мобильность. Однако исследование депрессивных регионов показало, что их жители не стремятся переселяться в более благополучные регионы¹⁴. Это заставляет определять подобные настроения не как признак стагнации и инерции мышления, а как признак долговременной результативности, внутренней мощи и самодостаточности¹⁵. Исследуя подобные феномены, ученые считают возможным признавать «культуру укорененности» и «культуру мобильности» равнозначными¹⁶, подобное предложение максимально вписывается в синер-гетические принципы построения мира.

Особенности процессов, происходящих на территории области (в широком смысле влючающую и национальные округа), соответствуют диалектическому пониманию сущего как единства и борьбы противоположностей. С одной стороны, регион максимально «вписан» в общероссийский контекст, что проявляется на уровне официальной политики властей, в прямых заявлениях и декларациях, в инициируемых на территории области массовых мероприятиях, их социально значимом и ментальном наполнении, в архитектонике созидания областного пространства как «русского», в мирочувство-вании жителей области, в иерархии идентичностей которых присутствует общегражданская. С другой стороны, в регионе культивируется «матрешечная» особость — в педалировании популяризации самоназваний «сибиряки», «тюменцы»; приветствуется мозаичность этнической самоидентификации граждан области; в стремлении выделить «особость» региона на карте России, его особую роль, статус, значение. Эти разнонаправленные тенденции уравновешиваются благодаря, властным усилиям. Большинство населения области, ее ал-лохтонное и автохтонное население, настроено патриотично по отношению к общероссийским ценностям, а собственную идентичность представляет как особо окрашенный, но необходимый элемент общероссийской картины мира.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Мелешкина Е.Ю. Региональная идентичность как составляющая проблематики российского политического пространства // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России / под ред. М.В. Ильина, И.М. Бусыгиной. М., 1999. С. 126—137.

² См.: Крылов М.П. Региональная идентичность в историческом ядре европейской истории России // Социол. исслед. 2005. № 3. С. 13—23.

³ См.: Мельник В.В. Очерки концепции социокультурной бифуркации. Тюмень: Изд-во «Вектор-Бук», 2001. 148 с.

⁴ См.: Дробижева Л.М. Государственная и этническая идентичность: выбор и подвижность // Гражданские, этнические и религиозные идентичности в современной России / отв. ред. В.С. Магун. М.: Изд-во Ин-та социологии РАН, 2006. С. 10—30; Нечаев В.Д. Региональный миф в политической культуре современной России. М.: РАН Центр цивилизационных и региональных исследований, 1999. 156 с.

⁵ См.: Логунов А. Роль СМИ в развитии процессов регионализации России // Роль прессы в формировании в России гражданского общества. М., 1999. С. 121—130; Малякин И. Российская региональная мифология: три возраста // Pro et contra. 2000. Т. 5. С. 109—122.

⁶ См.: Куцев Г.Ф. Тенденции регионализации высшей профессиональной школы в условиях Российского федерализма // Современный федерализм края, области в составе Российской Федерации. 16—17 сент. 1997. № 2. С. 110—116.

⁷ См.: Заболотная Г.М. Социально-политическое пространство общества и региона. Тюмень: Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2003. 212 с.

⁸ См.: Авксентьев В.А., Гриценко Г.Д., Дмитриев А.В. Региональная конфликтология: концепты и российская практика / под ред. РАН М.К. Горшкова. М.: Альфа-М, 2008. 386 с.

⁹ См., напр.: Галактионова Н.А. Русское влияние на развитие художественного творчества народов севера // Художественная культура Тюменской области. Тюмень, 2006. С. 91—96; Алишина Х.Ч. Грани развития культуры родного народа // Изучение родного языка в полиэтнической Тюменской области. Тюмень: Изд-во ТГУ, 2004. С. 173—187.

¹⁰ См.: Цимбаев Н.И. За горизонтом — земля! (к пониманию истории России) // Вопросы философии. 1997. № 1. С. 18—42.

¹¹ См.: Смирнягин Л.В. Территориальная морфология российского общества как отражение регионального чувства в русской культуре // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России. М., 1999. С. 108—115.

¹² См.: Филиппов А.Ф. Гетеронимия родных просторов // Отеч. зап. 2002. № 6. С. 62; Гельман В.Я. Политические элиты и стратегии региональной идентичности // Журн. социологии и социальной антропологии. 2003. Т. 6. № 2. С. 91—95; Глазычев В.Л. Капитализация пространства // Эксперт. 2004. № 1. С. 100—104.

¹³ См.: Шкаратан О.И. Информационная экономика и пути развития России // Мир России. 2002. № 3. С. 55; Крылов М.П. Социально-экологический подход к феномену российской урбанизации // Урбанизация в формировании социокультурного пространства. М., 1999. С. 228—236.

¹⁴ См.: Мезенцева Б.Б., Косларская Н.П. Бег по замкнутому кругу: уровень жизни, ментальные установки и социальная мобильность жителей России // Мир России. 1998. № 3. С. 141—188.

¹⁵ См.: Мельянцев В.А. Восток и запад во втором тысячелетии: экономика, история и современность. М., 1996. С. 13.

¹⁶ См.: Крылов М.П. Феномен региональной идентичности в Европейской России: концептуальный контекст и опыт количественного анализа // Интеллектуальные и информационные ресурсы и структуры для регионального развития. М., 2002. С. 104—117.

Поступила 23.10.09.