Н. В. Розенберг. Роль повседневной культуры в формировании регионального самосознания современной России

Н. В. РОЗЕНБЕРГ

РОЛЬ ПОВСЕДНЕВНОЙ КУЛЬТУРЫ В ФОРМИРОВАНИИ РЕГИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

РОЗЕНБЕРГ Наталья Владимировна, доцент кафедры философии Пензенского государственного университета, кандидат философских наук.

Ключевые слова: повседневная культура; региональное самосознание; региональная идентичность; духовные ценности

Регионы современной России представляют собой особые территории со сложившейся системой хозяйствования, экологии, социально-духовных отношений и ментальности. Знание и актуализация особой ментальности регионов есть одна из основ развития гражданского общества, фактор его социально-культурного единства. Теоретики постмодернизма провозглашают доминирование в будущем новых форм идентификации человека, не связанных с территориальными, национальными границами, считая, что в условиях расширения неинституциональных способов социализации и формирования свободных сообществ человек получает возможность идентификации со все более широкой общностью, однако пока пространственные факторы идентификации сохраняют свое значение, а в российском обществе становятся доминирующими. Человек стремится найти опору в устойчивых общностях. Возможность обретения такой константной идентичности дает единство и неизменность ценностей «места», чувство малой родины. К русским регионам, претендующим на собственную идентичность, относится и Поволжье. Как неотъемлемая часть российского цивилиза-ционного пространства оно обладает огромным потенциалом саморазвития.

В любой стране мира региональное самосознание и региональная самоидентичность населения являются одними из важных факторов выделения регионов как единых территориальных социально-экономических систем. Особое значение имеет степень развития регионального самосознания для полиэтнических стран с федеративным типом государственного устройства, таких как Россия. Даже во многих мононациональных унитарных государствах Европы имеет место феномен высокого уровня самоидентификации населения к тому или иному внутреннему региону, что является следствием исторического процесса развития государства. В сознании каждого европейца подчас парадоксальным образом уживаются общенациональная идентичность и внутренний региональный патриотизм (например, для немцев самоидентификация с конкретной землей или даже городом внутри страны имеет большее значение, чем самоотнесение ко всей немецкой нации).

Определение региональной культуры дает Ю. М. Беспалова. По ее мнению, это «особый мир, с одной стороны, уединенный, замкнутый, зацикленный на повседневности, стремлении сохранить определенный иммунитет к нововведениям. Региональная культура порой плохо восприимчива к инновациям, чужим ценностям, тяготеет к своеобразному преломлению ценностных систем. С другой стороны это открытая культура, стремящаяся вовне к диалогу с другими культурами, постоянному приращению ценностного богатства. Региональная культура обращена как вовнутрь, так и вовне себя. Это культура, чувствующая одновременно и внутреннюю исключительность, и в то же время неполноценность по отношению ко всему остальному миру. Это и кладезь духовности, и основа российского бескультурья, вандализма, безнравственности, которые вызваны отходом от одной культурной среды и „невхождением” в другую»¹.

Следует ли воспринимать региональное сознание только как нечто данное нам изначально? Конечно, нет. Народы не только заселяют местность, но из поколения в поколение происходит выработка местного самосознания. В зависимости от давности заселения, конкретных условий этот процесс в разных регионах находится на различных стадиях. Самосознание является изменчивой, подвижной реальностью, оно наличествует в социально-психологическом облике каждого народа, в его культуре поведения и этических нормах. На самосознание и социокультурную динамику территориальных общностей людей влияет огромная совокупность факторов:

исторические особенности освоения пространства, этническая пестрота населения, уровень урбанизации, сохранность или размытость комплексов традиционной культуры и др. В связи с этим Поволжье представляется весьма интересным примером выработки самосознания, где наряду с уже устоявшимися традициями, представленными в основном коренным населением, происходит становление нового регионального самосознания. Для нас это очень важно, так как с ростом местного самосознания укрепляется и сам край.

В культуре любого народа, его социальных классов, слоев и групп в ходе исторического восхождения формируются и получают развитие определенные ценности, лежащие в основе национального характера и самосознания. С одной стороны, это предметные ценности (продукт повседневной материальной и духовной деятельности людей), с другой — субъектные ценности (установки, требования), складывающиеся веками и выраженные в форме поведенческих норм. К традиционным ценностям относятся элементы социального и культурного наследия, которые передаются из поколения в поколение и закрепляются в жизни региона в течение длительного времени, пронизывая все ее сферы, являя собой необходимое условие его существования.

В качестве традиционных ценностей повседневной культуры выступают укоренившиеся представления, идеи, обычаи, обряды, позволяющие сохранить неповторимое своеобразие региона, специфические особенности, менталитет.

Новаторским образцом комплексного исследования природно-климатических и цивилизационных особенностей культурно-исторического процесса и государственности в России (с древнейших времен до XVIII в.) стал цикл исследований историков Московского государственного университета и обобщившая их монография Л. В. Милова². Им убедительно продемонстрировано, как важнейшие константы крестьянского труда и быта (сроки и частота основных сельскохозяйственных работ, трудозатраты на них при том или ином соотношении ненастных и ведренных дней в сезон, на определенной пашне, с прочими ресурсными источниками) формировали набор тех самых черт народного характера, что до сих пор позволяет отличить русских от прочих этносов Земли.

Сердцевину этой страны образует огромная равнина, на которой преобладает не самый благоприятный для земледелия климат. Скудные по преимуществу почвы, короткое лето, суровая зима, непредсказуемые капризы климата заставляли русских крестьян затрачивать максимум усилий, причем в сжатые сроки, отпущенные природой для выполнения цикла полевых работ (сев, покос, жатва и т. д.). Чтобы успеть и не пропасть от бескормицы, в эти считанные дни трудиться приходилось всем, даже женщинам, детям и старикам. Поэтому русский пахарь из века в век обеспечивал свое выживание, однако, как правило, на минимальном уровне потребления, а то и ниже того. Выжить в таких условиях имела шансы только община с ее круговой порукой и взаимопомощью. Кроме работников и их прямых родственников-иждивенцев община могла прокормить лишь священника. Служители церкви веками заменяли в русской глубинке все остальные интеллектуальные профессии — врача, ученого, художника.

Факторы ежедневного выживания формировали менталитет основной массы населения — крестьянства. Знаменитое «надеяться на авось» является не самой глупой квинтэссенцией жизненной позиции, когда результат труда мало соотносился с его качеством, тщательностью, изощренностью, даже технической вооруженностью. Возможные в случае удачи излишки часто отнимала сама же природа в неурожайные годы или же деспотическое, зацикленное на войнах, обороне и расширении своих границ государство. Сказывалась и хроническая миграция, возможность сбежать с тягостной родины в поисках «подрайской землицы». Своего рода «внутренней эмиграцией» служили долгие зимние месяцы, когда хлебопашец был обречен в основном на пассивный отдых. Русские, как известно, «быстро ездят, но долго запрягают». Соответствующий менталитет наши соотечественники несли с собой и на плодородные, действительно «райские» в климатическом отношении земли, сохраняли «про запас» в редкие периоды частичной либерализации внутренней политики и относительно мирного сосуществования с другими народами³.

Наверное, с отдельными выводами подобной реконструкции можно полемизировать. Однако методология такого рода исследований — диалог истории труда и быта, истории общественно-политических институтов историософии — выглядит весьма эвристичной.

Вместе с тем традиционные ценности не остаются неизменными, каждое поколение осуществляет выбор тех или иных традиций, принимая одни, отвергая другие. Очевидно, было бы в такой же степени неразумным пренебрегать ценностями прошлого, как и пытаться все их сохранить в неизменном виде в новых исторических обстоятельствах, иначе говоря, ограничиться функцией простого приема или передачи. Как показывает практика, к замене, дополнению, омоложению привычных установлений важно подходить осторожно, осмотрительно, с пониманием того, что традиция — это та всеобщая духовная основа, без которой не может существовать, выжить ни регион, ни страна, ни цивилизация. Однако не следует забывать, что традиция имеет актуальную содержательность, как подчеркивает Д. Ж. Маркович, только тогда, когда под ней подразумевается процесс активной, критической валоризации (завышение) культурных реалий — исторической тотализации конкретной культуры⁴. Иначе национальное сознание остается пассивным и нетворческим, трансформируясь в раба консервативного традиционализма. Это то состояние духа культуры, которое можно узнать по господству исключительно национальных, языковых, мифологизированных, религиозных и светских ценностных ориентаций, которое субституирует понятие современного национализма и шовинизма.

В настоящее время в Поволжье сложилась поликульту-ная этническая и религиозная традиция. Доминантное положение в силу технического и культурного превосходства занимает русская этническая культура, однако населенные пункты региона несут на себе отпечаток местного этнического окружения, частично из-за ассимиляции, частично из-за этнокультурных взаимодействий. С одной стороны, соседство с нерусскими народами оставило свой след на материальную культуру русских Поволжья, с другой — славянская культура оказала большое влияние на жизнь нерусских народов края. Так, в результате тесного общения с русскими, среди мордвы издавна началось развитие ассимилиционных процессов. Мордва сравнительно легко принимала христианскую веру, ибо в ее религии находились аналоги христианским легендам о богах. Татары, в первую очередь из-за приверженности к мусульманству, почти не подверглись обрусению. Ими воспринималась не столько русская этническая культура, сколько культура европейская, с которой они знакомились через русскую городскую культуру.

В советские годы происходило быстрое выравнивание социально-экономических параметров населения разного происхождения и сужение зоны этнической специфики, ее перемещение в этнопсихологическую и психолингвистическую среды. Это было связано не с особенностями советской идеологии и национальной политики, а скорее с глобальной трансформацией всего социума в целом. Россия из аграрной превращалась в индустриальную державу. Массовая миграция в город из сельских районов определила социальный состав горожан, большинство которых являются выходцами из сельской местности. Прервались межпоколенная связь и влияние традиционной культуры. Из повседневной жизни уходят религия, традиции, язык, культура. Трансляция этничности, если и продолжает осуществляться, то в основном в приватной сфере. Шел естественный процесс «советизации» и ассимиляции, когда этническая идентичность большинства населения перестает играть какую-то существенную роль в их жизни.

Определенные изменения в национальном самосознании происходят в постсоветский период, когда пересматривается советская система ценностей. Резкие социальные и политические изменения обесценивают многие привычные статусные иерархии, повышая роль аскриптивных характеристик, одна из которых — этничность. Утерянная предыдущими поколениями этническая идентичность актуализируется, ложится в основу построения жизненных стратегий, становится полезным ресурсом улучшения жизненных шансов. Тем, кто убежденно связывал себя с советским интернациональным кодом или не знал ничего другого (особенно среднее поколение), сегодняшнее обращение к этничности далось отнюдь не легко. В значительной степени это замечание характерно для русских. Большинство русских не обладает идентичностью, сформулированной в этнических понятиях, этническое сознание не закреплено биографически, семейно-исторические придания этнически не являются кодированными. Таким образом, на сегодняшний день у русских в достаточной степени наблюдается «размытое» этническое сознание, а этническая принадлежность и этническое самосознание начинают выстраиваться не через тождество «мы», а через различие «они».

Если к дефиниции категории «этнос» подойти с позиций теории повседневности, то получится примерно следующее определение. В усредненном историко-цивилизационном плане народ представляет собой общность людей со сходными предпочтениями и ограничениями в быту и на досуге (большинство профессий стремительно интернационализируется). Решающими факторами формирования этнической общности при таком подходе выступят язык (в виде того или иного из естественных просторечий) и круг семейно-брачных отношений. Внешним выражением этнической принадлежности послужат специфические варианты образа повседневной жизни и мысли (обыденное сознание, его ментальные архетипы), стили решения общечеловеческих проблем.

Поиски реальных первопричин принудительной и стихийной этнической идентификации каждого индивида, прошедшего стадию социализации, приводят к понятию социального наследования именно бытовых стереотипов этничности всеми членами некоего культурного сообщества. На унаследование культурных ценностей работают в первую очередь механизмы эндогамии, более или менее строго соблюдаемой не только на уровне региональном, но и на уровне общностей этнического уровня (народность, нация).

Рутинность повседневности проявляет себя не только в буквальной и монотонной повторяемости фигур мышления и речи, актов коммуникации и поведения. Повседневность, обслуживая реальную цикличность человеческой жизни, вырабатывает ряд специальных форм, позволяющих парадоксальным образом воспроизводить, культивировать новизну в рамках хорошо известного старого. Следовательно, один из устойчивых мотивов повседневности — это постоянное обновление.

Именно в повседневной жизни происходит усвоение ценностей культуры, включаются механизмы культурной идентификации: осознание чувства принадлежности к данной культуре, утверждение своей индивидуальности в пространстве культуры, самореализация своих взглядов, интересов, способностей. Формирование идентичности всегда включает общественный и культурный аспекты, идентификация связана с ценностями общества, другими людьми, которые могут служить образцами для формирующегося человека и его самосознания. Однако ценности культуры воспринимаются личностью индивидуально и избирательно, ее культурная идентификация осуществляется при «встрече» с ценностями, поэтому в повседневности так необходимы целенаправленная организация такой «встречи» и побуждение к культурному саморазвитию. Духовные ценности повседневной культуры служат основанием формирования человека культуры, гражданина и нравственной личности, как личности свободной, гуманной, духовной и творческой. Эти ценности должны ориентировать личность в социальном мире, способствовать развитию духовно-нравственной свободы личности.

Возрождение духовности повседневной жизни можно рассматривать как органический естественный процесс роста национального самосознания, возвращение к духовным истокам. Определенную роль в возрождении русских традиций играет Русская православная церковь. Несмотря на то, что в Поволжье, как и в других регионах, возродились православные храмы и приходы, увеличивается число прихожан, религия для русских имеет маргинальное значение, так что традиционалистское переориентирование русской православной культуры вряд ли возможно. Возвращение и восстановление духовных религиозных ценностей — это необходимое и в то же время отнюдь не единственное условие формирования духовности.

Исключительно важное место в процессе возрождения и роста регионального самосознания занимает общность культурной памяти, восстановление и сохранение истории родного края. Пензенская земля богата именами, которые стали предметом гордости всего российского народа. Исторический опыт, преемственность традиций — все это должно стать ценностями, на которых воспитываются новые поколения. В связи с этим становится востребованной деятельность институтов, функционирующих в системе культурного наследия, одно из главных мест здесь отведено музеям.

Еще одним мощным источником духовных ценностей является традиционная этика семьи и родственных отношений, основными принципами которой всегда были почитание старших, взаимовыручка, забота о детях. К сожалению, и эти ценности были подвержены деформации в советское и постсоветское время. Возрождение ценностей семьи и

родственных отношений должно означать не увековечивание отживших семейно-родовых отношений, а возможность культурного и профессионального раскрепощения каждой семьи.

Возрождение духовных ценностей означает также их адаптацию к ценностям современного мира и информационной цивилизации. Здесь важнейшее значение приобретает образование, на которое всегда была возложена ответственность, связанная с воспитанием подрастающего поколения.

Таким образом, на сегодняшний день среди населения Поволжья наблюдается несколько тенденций, характеризующих региональное самосознание: с одной стороны, тенденция к интеграции с общероссийскими ценностями, традиционализму и возрождению национальных ценностей, интеграции с общеевропейскими ценностями, с другой — попытки поиска «корней» и обоснования самобытности.

Если удастся объединить духовные ценности с рутиной повседневности, любимое обещание русского человека «Завтра с утра начинаю новую жизнь» будет действительно утренним пробуждением, от которого ожидается вхождение в новый, более благоприятный и благополучный мир, мир, открывающий новые возможности и лишенный старых, надоевших проблем.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Беспалова Ю.М. Региональная культура в социокультурном пространстве России // Словцовские чтения: тезисы докладов, сообщений науч.-практ. конф. / под ред. Н.В. Яблонского. Тюмень: Изд-во ТГУ, 1999. С. 237.

²  См.: Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М.: РОССПЭН, 1998. 357 с.

³ Его же. Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса // Вопросы истории. 1992. ¹ 4—5. С. 37—56.

⁴  См.: Маркович Д.Ж. Общая социология / пер. с серб. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1998. С. 342—343.

Поступила 07.07.08.