Л. Ф. Богданова. Роль политико-идеологического фактора в генезисе этнического сознания

Л. Ф. БОГДАНОВА

РОЛЬ ПОЛИТИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКОГО ФАКТОРА В ГЕНЕЗИСЕ ЭТНИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ

БОГДАНОВА Лиана Фяритовна, соискатель кафедры социально-гуманитарных дисциплин Саранского кооперативного института.

Ключевые слова: этнос, этническое сознание, политика, идеология, этноцентризм, национализм, этническая элита

Key words: ethnos, ethnic conscience, policy, ideology, ethno-centrism, nationalism, ethnic elite

В отечественной науке этническая идеология долго не была объектом специальных исследований в силу разных объективных и субъективных причин. Этническая идеология и этнические интересы считались проявлением национализма и получили негативную оценку в советском общественном сознании. Только на рубеже XX—XXI вв. начали появляться работы, в которых этот термин используется в нейтрально-положительном смысле. В западной социологии и политологии данное явление рассматривалось в положительном смысле, т. е. как способствующее развитию общества. В качестве опосредствующего «инструмента» идентификации вместо «обобщенного другого» Дж. Мида у Э. Эриксона выступает «идеология» «систематизированная совокупность идеи и идеалов»¹. Этнической системе нужна идеология, которая соединяла бы в себе фундаментальные ценности, потому что идеология, не имеющая их в своей основе, не может «дать сознанию те нормы, которые только и представляют всякому мышлению его ценность и значение»². О любой идеологии можно судить только на основе анализа значимых для нее ценностей.

На уровне исторического бытия этнической системы важное значение приобретает историческое наследие. Так как все сохранять невозможно, то каждая последующая эпоха неизбежно живет «на кладбище» предыдущих эпох, и необходимо признать, что сохранять все — значит не сохранять ничего. Поэтому приходится отбирать самое ценное. Следовательно, нужны критерии отбора. Разница между наследством и наследием заключается в том, что наследство — это все то, что новое поколение «наследует», т. е. получает от прошлого; то, что пережило прошлое (вещи, идеи, социальные институты, информация и т. д.). Наследие — это то, что сознательно сохраняется; та часть наследства, которая ценна (заслуживает сохранения) с точки зрения некоторого проекта жизнедеятельности. Например, у мордовских субэтносов (мокши, эрзи) существует высокоразвитая система норм и правил, охватывающая практически все стороны жизни, жизненные ситуации и формы поведения. К этим правилам мордва относится как к наследию, т. е. как к тому, что, с одной стороны, в значительной мере больше не существует как нечто актуальное, является частью прошлого «проекта», а с другой — осознается как высокая ценность, как то, что определяет этническое своеобразие мокши и эрзи.

Существует задача возрождения этнической традиции, т. е. того, что раньше было принято называть «миссией» или «идеей» народа. В Республике Мордовия, как и в ряде других республик Среднего Поволжья, реализуется этно-проект национального единства на основе традиционных ценностей. Этот пример ведет к предположению о том, что всякий проект изменения и сохранения наследия должен иметь свою идеологию.

Помимо изменения исторического наследия, в этнической системе возникает необходимость нивелирования военного прошлого. Военные столкновения между субэтносами этнической системы или этносами суперэтнической системы рассматриваются как незначительные столкновения, а на первый план выдвигается совместная борьба, направленная на достижение общих интересов. Процессы нивелирования военной истории заметны в этническом сознании современных народов Европы и Северной Америки, у латиноамериканцев, россиян и др.

Функционирование этнического сознания на идеологическом уровне приобретает иной характер, в котором особую роль начинают играть политические и идеологические измерения, не говоря уже об экономических, которые всегда имели большое значение. Признаки политизации и идеологизации становятся особенно заметными, когда речь идет об этноцентризме. По логике рассуждения У. Г. Самнера, который ввел в научный оборот этот термин, а также по опыту современной общественно-исторической практики этноцентристские тенденции свойственны не только этническим группам в их традиционном понимании, но и значительно более широкому кругу сообществ, в связи с чем и сам этноцентризм приобретает различные окраски, сохраняя в то же время некоторые общие свойства³. Многообразие проявлений этноцентризма отразилось и на концептуальном определении содержания этого понятия. В большинстве случаев определения этноцентризма совпадают в основном с пониманием его У. Г. Самнером, однако оценки ему даются критические, негативные. Так, в «Энциклопедии психологии» этноцентризм определяется как «аттитюд и/или идеология, касающиеся взаимоотношений между собственной группой индивида и другими группам. Позитивные характеристики группы (социологической или неформальной) субъекта резко подчеркиваются, в то же время свойства других групп и их члены оцениваются по стандартам группы субъекта и при этом очерняются»⁴.

Другие исследователи дают более абстрактные определения, в которых сущность этноцентризма приобретает смягченный, почти нейтральный характер. Например, у Дж. Макдэвида и Г. Харари этноцентризм — это как «тенденция видеть в качестве центра свою собственную группу и с недоверием относиться к аутсайдерам»⁵. Эти же авторы считают, что «некоторые люди особенно склонны видеть в качестве центра своих отношений свою собственную группу и с преувеличенными предрассудками относиться к другим группам»⁶. Как видим, этноцентризм рассматривается как относительно небольшое «отклонение», причем лишь в личностных свойствах отдельных людей, а не как фактор межгрупповых и международных отношений.

Некоторые авторы допускают существование различных уровней этноцентризма, которым соответствует разное содержание этого явления. Так, Р. Левайн и Д. Кэмпбелл, осуществившие наиболее глубокое исследование проблемы этноцентризма, хотя и не претендуют на всестороннее его определение, однако предлагают самую общую формулу этого понятия, а затем выделяют «наивную форму» этноцентризма и более сложный уровень. По их мнению, этноцентризм стал знакомым словом, понимаемым по аналогии с «эгоцентризмом», чаще всего как отношение (аттитюд) или взгляд на вещи, при котором ценности, приобретенные из собственной культуры, применяются к контекстам других культур, где действуют совсем другие ценности. В наиболее наивной форме этноцентризма индивид бездумно принимает ценности собственной культуры как объективную реальность и автоматически использует их как основу для суждений о менее знакомых объектах и событиях⁷. Как и в эгоцентрической стадии мышления, по мнению Ж. Пиаже, «такому индивиду не приходит в голову, что могут быть другие точки зрения. На более сложном уровне эгоцентрический аттитюд или подход принимает во внимание, что существуют и другие точки зрения, но при этом рассматривает нормы других культур как неправильные, низшие или аморальные»⁸.

Анализируя различные теории этноцентризма, исследователи приходят к выводу о том, что «этноцентризм может характеризовать когнитивные и эмоциональные свойства индивида, идеологию и стереотипы культуры, а также коллективные действия и официальную политику или же все это вместе взятое, проявляясь как общий синдром»⁹. Думается, что это наиболее полная и всесторонняя характеристика этноцентризма, включающая личностный (особенности сознания индивида), социально-психологический (идеология и культура группы) и политический (официальная политика) уровни. Вместе с тем здесь отражается как субъективный аспект этноцентризма (в форме проявлений сознания), так и объективный (в виде коллективных действий). В данном случае реализуется стремление исследователей выработать системный подход к проблеме этноцентризма. Однако главная особенность такого типа этнического самосознания в том, что его носители признают равное право всех «других» на их собственную самобытность, их способ жизни, ценности, нормы и т. п. и не считают возможным навязывать другим (а тем более силой) свои представления, нормы и ценности.

Помимо идей этноцентризма, необходимо рассмотреть доктрины национализма применительно к этническим общностям. Национализм как доктрину и политическое движение легче определить, чем понятие нации. Это утверждение, пожалуй, разделяется большинством ученых¹⁰. Национализм имеет значение идеологической доктрины этнополитики применительно не только к нациям, но и этническим общностям другого иерархического порядка (субэтносам, суперэтносам).

Существовали попытки классифицировать виды национализма. Помимо деления на этнокультурный и гражданский, может быть и иное основание для классификации — соотношение с государством или системой государств. Так, Дж. Брейли выделяет три типа: сепаратистский (направленный на отделение от государства), реформаторский (имеющий целью придать более национальный характер государству) и ирредентистский (нацеленный на объединение нескольких государств или присоединение части одного государства к другому). Каждый из этих типов подразделяется в зависимости от того, идет ли речь о движении против или в поддержку уже сложившегося национального государства (государств) или о донациональных формах государственности (империя, совокупность раздробленных княжеств и т. д.)¹¹. Б. Андерсон и Дж. Хол вычленяют типы национализма, привязанные к конкретным регионам и историческим периодам. Б. Андерсон перечисляет «креольский» национализм в Латинской Америке, лингвистический национализм в Европе XIX в., официальный национализм и империализм, колониальный национализм третьего мира¹². Дж. Хол добавляет сюда «революцию сверху», т. е. создание первых наций в Великобритании и Франции усилиями государства; «интегральный национализм», отстаивающий чистоту нации, и т. д.¹³ Все это многообразие типов еще раз подтверждает мысль о том, что национализм — это не однопорядковое явление, а совокупность взаимосвязанных идеологий и политических практик. Исследователи проблем национализма неизменно указывали на тесную взаимосвязь между национализмом и модернизацией¹⁴. Так, А. Гершенкорн утверждает, что национализм помогает разрушить барьеры стагнации, существующие в отдельной стране, зажечь воображение людей и направить их энергию на службу делу экономического развития, а также характеризует национализм как «идеологию отставшей (отложенной) индустриализации», которая порождает веру в то, что «золотой век» ждет человечество впереди, а не остался позади¹⁵. Особенно важным является положение, которое разделяется многими специалистами по национализму: национализм необязательно направлен на изменение территории государств, он может добиваться соответствия нации государству в уже существующих государственных рамках. Это то, что Б. Андерсон называет «официальным», а Дж. Брейли — «правительственным» национализмом, Э. Хобсбаум — «правительственной перспективой». Сюда включаются сознательные усилия государства по строительству нации и утверждению национальной идентичности населения, а также борьба против тех, кто поощряет другие формы идентичности, в том числе альтернативные формы национализма¹⁶. Э. Хобсбаум в ряде работ подробно описывает мобилизацию государственными элитами этнических чувств своих граждан, перенос значимых символов идентичности на государственный уровень¹⁷. В процессе строительства российской государственности и государственности республик официальный национализм на разных уровнях способен порождать (и порождал) конфликты между правительствами и отдельными группами населения и между самими правительствами.

Разные группы ведут борьбу за право своего истолкования символа государства, придания ему смысла, тем самым используя его для легитимации своих действий. Исследователям этой связи эффективнее не задавать вопросы в плане того, хорош национализм или плох, а выяснить, каких программ он придерживается, и оценивать их как радикальные, либеральные или реакционные. Важно также оценить, каковы социальные и политические условия, ведущие к успеху какой-либо из этих программ.

Традиционно большую роль в генезисе этносознания на идеологическом уровне играет интеллигенция. Являясь компонентом этнической системы, она оказывает влияние на идентификационное сознание (этническое самосознание) — сферу, которая быстрее всего реагирует на политические и социальные изменения в обществе. Этническая идентичность — это не только принятие определенных групповых представлений и готовность к сходному образу мыслей, но и представление системы отношений и действий в различных этнополитических ситуациях. Чем больше членов этнической системы разделяют общую идентичность, тем больше вероятность совместных действий в ее защиту.

Роль интеллектуалов проявляется в формировании идей, взглядов и настроений социально-этнических общностей, особенно на идеологическом уровне. Играя роль не только генератора, но и распространителя идей, интеллигенция оказывает двоякое влияние на идентификационное самосознание членов этнической системы. В связи с этим влиянием можно выделить две группы интеллигенции. Первая — это лидирующая группа интеллектуалов, которая разрабатывает идеи, демонстрирует их, мобилизует вокруг них различные этнические общности. Часть этой группы можно охарактеризовать как «публичную элиту», ее задачей является выход на массы. Другая часть — идеологи, работающие за письменным столом (социологи, историки, философы, юристы) и разрабатывающие идеологию для властных или оппозиционных структур, в том числе и для «публичной» элиты. Вторая группа выполняет инструментальную функцию в обществе (врачи, ученые, писатели, артисты, учителя и т. д.). Эту группу еще называют социальной элитой, назначение которой — передача повседневных образцов поведения.

Важная роль в формировании этнической идеологии принадлежит этнической элите. М. Шелер полагает, что элита никогда не возникает из самой политической сферы, она рождается «из новых духовных... движений»¹⁸. Он считает, что формирование настоящей элиты — длительный процесс. «Элиты, которые не просто выполняют важную в определенное время функцию умного и мудрого распоряжения каким-либо политическим и культурным достоянием, не показываясь на свет преждевременно; а возможно это в наше время не иначе, как путем медленного слияния «кругов», образовавшихся вокруг лидирующих личностей»¹⁹. Значение этнической элиты в процессах политической мобилизации зависит от восприятия ее как легитимной власти. Легитимность — необходимый атрибут политической системы²⁰.

Можно согласиться с В. И. Козловым, который считает, что процесс формирования сознания этноса обычно шел не «снизу», а «сверху», определялся деятельностью литераторов и гуманитарной интеллигенции, а также политиков и этнической элиты, которые нуждались в этнической опоре и в организованной этнополитической мобилизации народа²¹.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ См.: Erikson, Е.А. Memorandum on Identity and Negro Youth / A Way of Looking at Things. Selected Papers / Edited by Stephen Schlein. N. Y., 1995. P. 647.

² Хайдеггер М. Феноменология и трансцендентальная философия ценности. Киев, 1996. С. 36.

³ См.: Самнер У.Г. О происхождении и сущности эноцентризма. URL: http://www.bim-bad.ru/bibioteka/artikle_full.php?aid=546 (дата обращения: 14.01.2011).

⁴ Энциклопедия психологии / ред. И.В. Айзенка. М., 1996. С. 539.

⁵ Цит. по: Рощин С.К. Проблема этноцентризма: теория и политическая действительность XX в. // Расы и народы. Вып. 23. М., 1993. С. 71.

⁶ Цит. по: Дробижева Л.М. Этническое самосознание русских: идеология и практика // Сов. этнография. 1991. № 1. С. 30.

⁷ См.: Рощин С.К. Проблема этноцентризма ... С. 74.

⁸ Пиаже Ж. Генезис элементарных логических структур. Избранные психологические труды. М.: Просвещение, 1969. С. 28.

⁹ Рощин С.К. Проблема этноцентризма ... С. 75.

¹⁰ Дробижева Л.М. Этническое самосознание русских ... С. 32.

¹¹ См.: Казинцев А. ГКЧП-3 // Наш современник. 1996. № 3. С. 194.

¹² Там же.

¹³ См.: Кургинян С., Бардахчиев Ю., Дмитриев М. «Туманган» — символ поражения // Завтра. 1996. № 15. С. 10.

¹⁴ Там же. С. 11.

¹⁵ См.: Макашов А. Бить в колокола // Завтра. 1996. № 1. С. 12.

¹⁶ Там же.

¹⁷ Там же. С. 14.

¹⁸ Шелер М. Формы знания и образование. Избранные произведения. М.: Гнозис, 1994. С. 305.

¹⁹ Там же. С. 100.

²⁰ Там же. С. 104.

²¹ См.: Козлов В.И. Проблема этнического самосознания и ее место в теории этноса // Сов. этнография. 1975. № 2. С. 42.

Поступила 28.01.11.