М. В. Мосин, Т. М. Шеянова. Из истории создания терминологии в мордовских языках

М. В. МОСИН, Т. М. ШЕЯНОВА

ИЗ ИСТОРИИ СОЗДАНИЯ ТЕРМИНОЛОГИИ В МОРДОВСКИХ ЯЗЫКАХ
 

МОСИН Михаил Васильевич, декан филологического факультета Национального исследовательского Мордовского государственного университета, доктор филологических наук, профессор.

ШЕЯНОВА Таисия Михайловна, профессор кафедры русского языка Национального исследовательского Мордовского государственного университета, доктор филологических наук.

Ключевые слова: грамматика, заимствование, лексика, литературный язык, словарь, терминология, мордовское языкознание

Key words: grammar, borrowing, vocabulary, literary language, dictionary, terminology, Mordovian linguistics

Для различения термина от названия, вероятно, не будет лишним дать краткое определение термина, представленное в лингвистических энциклопедиях. Термин (от лат. terminus — граница, предел) — слово или словосочетание, обозначающее понятие специальной области знания или деятельности. Термин входит в общую лексическую систему языка, но лишь посредством конкретной терминологической системы (терминологии). От обычных слов-названий термин отличается системностью, тенденцией моносемичности, стилистической нейтральностью и т. д.1

Вопросы терминологии современных мордовских языков являются наиболее актуальными и проблемными. Отсутствие достаточного количества терминов, особенно общественно-политических, научно-технических и др., создает трудности при передаче на мордовских языках политической и научной мысли. Пути выхода из этой ситуации те же, что и у всех народов. В первую очередь необходимо полнее использовать словообразовательные возможности родных языков, а также активизировать устаревшую и диалектную лексику. Заметная активность в разработке принципов и в создании терминосистемы в мордовском языкознании, в том числе и у мордовской общественности, проявилась только в начале 30-х гг. XX в.

Уже на первой мордовской языковой научной конференции, проходившей с 27 марта по 3 апреля 1933 г., в докладе А. П. Рябова «Очередные задачи языкового строительства в Мордовской автономной области» одной из трех задач было названо безотлагательное начало разработки терминологии. Терминология, по мнению А. П. Рябова, «является одной из важнейших частей национального языка», «при ее создании должна быть проявлена максимальная политическая чуткость и учет конкретных условий»2. Уже тогда А. П. Рябов предвидел слабые стороны этого процесса: «В этом деле нужна решительная борьба с великодержавным шовинизмом, как главной опасностью, проявляющейся в чрезвычайном наводнении национального литературного языка русскими словами, иногда внедряемыми в формах и огласовке русского языка. Местный национализм дает себя знать в стремлении во что бы то ни стало „рассудку вопреки и наперекор стихии" все новые понятия создать из слов данного национального языка»3.

В разработке терминосистемы мордовских языков особое место заняла вторая языковая конференция, состоявшаяся в 1934 г. В историю мордовского языкознания она вошла как терминологическая. Решением этой конференции стала разработка терминологии во всех сферах общественной жизни и создание при ЦИК МАССР специальной терминологической комиссии. Следует заметить, что обсуждение вопроса о разработке терминологической системы, как и других проблем мордовского языкознания, носило чрезмерно политизированный характер. «Из всех областей языкового строительства наиострейшая классовая борьба идет в области терминологии. Сюда в наибольшей мере просачиваются классово-враждебные влияния. Классовый враг стремится внести политические искажения в пролетарскую по содержанию и национальную по форме терминологию, протащить свою эксплуататорскую классовую идеологию, чтобы создать в массах искаженное представление о явлениях пролетарской революции и социалистического строительства и тем самым затруднить социалистическое перевоспитание масс, затормозить наступательное шествие социализма»4.

Возникновение новых терминов, выражающих общественно-политические, хозяйственные и социально-культурные понятия в 30-е гг., объясняется, на наш взгляд, потоком заимствований. Большинство заимствований этого периода связано с резкими и неожиданными изменениями в обществе. Во-первых, в начале 30-х гг. проходила агитация за создание колхозов и совхозов, а также так называемая «классовая борьба» с кулачеством. Во-вторых, была развернута новая политическая кампания с другим «врагом» советской власти — троцкистско-зиновьевским блоком. Именно активное стремление изменить хозяйственную и социально-культурную жизнь страны и навязывание к этому процессу советской властью политической борьбы внутри страны привели к возникновению большого количества новых слов и терминов. Материалы анализируемой национальной прессы показывают, что самый преобладающий процент заимствованных терминов был в текстах, содержащих общеполитическую информацию. Как правило, во многих предложениях все ключевые слова являются заимствованиями. Исходя из содержания текстов и множества предложений, эти заимствования (выражения и термины) отражают в большей степени экспрессию. Например, «Буржуйтне попонъ услугатнесэ пек полъзовитъ, штобу маштомс угнетенной робочейтненъ недоволъстваст» («Буржуи оченъ полъзуются услугами священников, чтобы истребитъ недоволъство угнетенных рабочих»); «Парти-янъ обкомонъ, комсомолонъ обкомонъ руководстваст ало, партиянъ райкомонъ, комсомолонъ райкомонъ ды партиянъ ячейкатненъ пелъде, эръва чистэ лездамост ды руковод-стваст кувалт минек колхозтнэ маенъ 1-це чис допрок прядызъ колосовой ды бобовой кулътуратненъ видемантъ» («Под руководством обкома партии, обкома комсомола, со стороны райкомов партии, райкомов комсомола и партийных ячеек, благодаря их ежедневной помощи и руководству наши колхозы до 1 мая окончателъно закончили сев колосовых и бобовых кулътур»); «Кой-конат первичной парторганизациятне аппаратонъ коренизировамонтъ лангс ваннытъ формалънойстэ ды бюрократическойстэ» («Некоторые парторганизации на коренизацию аппарата смотрят формалъно и бюрократично»); «Разгромленнойтъ ды истожазъ троцкистско-бухаринской извергтнэнъ, шпионтнэнъ, диверсантнэнъ ды маштницятненъ основной пизэст» («Разгромлены и уничтожены основные гнезда троцкистско-бухаринских извергов, шпионов, диверсантов и убийц»)5.

Следует также отметить, что уже в конце 20-х — в начале 30-х гг. XX в. одновременно с чрезмерным использованием заимствований в текстах газет возникает тенденция поиска и внедрения своих исконных лексических средств. Эта тенденция была поддержана также решениями первых языковых конференций 1933—1934 гг., что подтверждается списком терминов синтаксиса эрзянского языка, опубликованным П. Г. Балакиным в газете «Эрзянь коммуна» («Эрзянская коммуна») за 1935 г.6

В предложенном П. Г. Балакиным списке терминов 85 % являются исконными, созданными с помощью средств эрзянского языка. Естественно, процесс выбора исконного эквивалента в качестве терминов или отдельных слов для выражения новых понятий, возникающих в новой общественно-политической и социальной обстановке того времени, проходил не без затруднений. Например, большая часть синтаксических терминов в списке П. Г. Балакина образована не совсем удачно. Однако этим способом была предложена возможность научного творчества по созданию терминологической системы и ее совершенствования на основе родного языка. Следует отметить, что это был единственно верный процесс, который смог бы глубоко и всесторонне раскрыть и развить потенциальные внутренние средства и возможности обогащения терминологической системы мордовских литературных языков.

Однако тенденция развития терминологии мордовских языков за счет собственных ресурсов продолжалась недолго, так как решения, принятые на их основе конференциями 1933—1934 гг., признавались антисоветскими, и уже во второй половине 30-х гг. было решено увеличивать заимствования.

Это наглядно прослеживается в списке грамматических терминов эрзянского языка, опубликованном в газете «Эрзянь коммуна» за 1937 г. Из 68 исконно эрзянских терминов осталось только 26, или 38 %7.

В Постановлении Президиума ЦИК Мордовской АССР от 28 апреля 1938 г. в п. 3 указывается: «В грамматической терминологии изменить следующие термины: вайгелькс на звук, соответственно и другие; тешкс на знак; калгодо тешкс на твердый знак; чевте тешкс на мягкий знак; лем полав-товкс на местоимения, соответственно и другие; пшкадема на обращение и т. д.»8.

Исходя из современного состояния мордовских языков, их истории и накопленного опыта, можно отметить, что отказ от создания терминов на основе средств родных языков и критика этой позиции, доведенная до террора и репрессий многих языковедов, ничего положительного не дали. Они нанесли непоправимый вред процессу словотворчества и развитию родных языков в целом. Позиция «интернационалистов» того времени до сих пор отрицательно сказывается на творческом развитии родных языков.

В 30-е гг. и вплоть до конца 80-х гг. XX в. национальная пресса не публиковала позиции сторонников сохранения и развития мордовских языков за счет их внутренних ресурсов. И в научных публикациях, и в СМИ из года в год муссировалось мнение «интернационалистов», т. е. средствами другого языка обогащать не только лексику и ее терминосистему, но и грамматику мокшанского и эрзянского языков. В предисловии «К итогам...» конференции 1938 г., написанном М. Н. Коляденковым и С. Г. Потапки-ным, отмечается: «Особенно много вредили буржуазные националисты (Рябов, Петербургский, Бондяков, Миронов и др.) в строительстве мордовских языков. Трудно найти такой вопрос в мордовских языках, которого не коснулись бы вредители. Они вредили и в области терминологии, и в области морфологии, и области орфографии». И далее: «Они вводили какие угодно термины, только не русские. Так, враг народа Рябов охотно вводил в грамматическую терминологию вместо русских терминов латинские»9.

Позиция «интернационалистов» 30-х гг. поддерживалась до конца 80-х гг. XX в. Ею руководствовались не только при изучении теоретических вопросов, но и при разработке грамматических правил. Исходили не из природы и структуры родного языка. Так, М. Н. Коляденков и М. И. Пигин отмечают, что «в мордовских школах наравне с родным языком учащиеся обучаются и русскому языку, и знание русского языка, умение им пользоваться, т. е. говорить, читать и грамотно писать по-русски, является совершенно необходимым для каждого гражданина Советской страны. Отсюда ясно, что нормы правописания мокша и эрзя языков должны быть установлены по таким принципам, которые не противоречили бы принципам русского правописания»10.

После 14-летнего перерыва, в 1952 г., состоялась научная сессия по вопросам мордовского языкознания, решения которой ничего нового в мордовское языкознание не внесли. Она повторила «интернационалистические» идеи научной языковой конференции 1938 г. относительно развития терминоси-стемы мордовских языков. В заключительном слове второго секретаря обкома партии И. П. Астайкина на пленарном заседании этой сессии отмечалось, что «интернациональная терминология, указывающая на рост интернациональных отношений мордовского народа со всеми народами Советского Союза, должна являться золотым фондом лексического состава мордовских языков. То же касается значительного числа советско-русских слов-терминов, нет надобности переводить их, ибо, войдя в мордовские языки, они стали уже своими, всем понятными»11.

Позднее, ровно через 20 лет, М. Н. Коляденков выразил негодование по поводу отсутствия заимствований среди списка синтаксических терминов, опубликованных в 1935 г. «В области нормализации мордовских литературных языков на первом этапе ее развития, особенно в период работ первой, второй и третьей языковых конференций (1933—1935), также были допущены националистические извращения. Выразились они в недооценке значения великого русского языка для развития мордовских литературных языков. Националисты не только не допустили в мордовские литературные языки новые слова из русского языка, но и пытались изгнать уже укрепившиеся в этих языках русские термины, заменяя их мордовскими архаизмами и искусственными построениями или словами из классических и западноевропейских языков. Ярким примером проявления националистических тенденций явились опубликованные в

газете „Эрзянь коммуна" от 8 февраля 1935 г. синтаксические термины эрзянского языка. Из 107 напечатанных терминов нет ни одного термина, заимствованного из русской грамматической терминологии»12.

Однако время показало, что выводы и оценки «интернационалистов» в большинстве случаев оказались, на наш взгляд, ошибочными, так как термины, создаваемые в советское время внутренними средствами родного языка, как правило, подвергались сомнению в связи с тем, что они осмысливались через призму идеологического режима. Поэтому проблема заключалась в том, что они в то время не были востребованы, как и сами мордовские языки.

Негативное отношение к развитию мордовских языков продолжалось до конца 80-х гг. Интерес к их состоянию у лингвистов и определенной части общественности стал проявляться только в последние 20 лет. Названиям фауны посвящена кандидатская диссертация В. А. Рябова (1993), названиям флоры — А. М. Гребневой (1995), соматической лексике — А. М. Кочеваткина (1999), ткацкой терминологии — А. Н. Келиной и т. д. Издан ряд словарей по флористической терминологии: «Тикшень валкс» («Словарь растений») Р. Н. Бузаковой (1996), «Касыксонь валкс» («Словарь растений») О. Е. Полякова (2001), «Русско-эрзянский ботанический словарь (названия сосудистых)» А. М. Гребневой и В. В. Лещанкиной (2002), «Эрзянь келень терминэнь валкске» («Словарик терминов эрзянского языка») Р. Н. Бу-заковой (1999). Списки лингвистических терминов содержатся в программах по эрзянскому и мокшанскому языкам для 5—11 классов (авторы: Д. В. Цыганкин, В. П. Цыпкайкина, М. А. Келин, Т. И. Ломакина). Подробный эрзянско-русский словарик терминов по фонетике дан в учебнике М. Д. Имай-киной «Неень шкань эрзянь келесь. Фонетика» («Современный эрзянский язык. Фонетика») (2008). Подготовлены к изданию два словаря: ткацкой терминологии А. Н. Келиной и музыкальной терминологии Н. И. Бояркина.

Еще на третьей мордовской языковой научной конференции (31 декабря 1934 г. — 5 января 1935 г.) в докладе М. И. Наумкина говорилось, что «терминологическое строительство у нас до настоящего времени еще не стоит на должной высоте, до сих пор мы вынуждены заниматься терминотворчеством. Особо остро в отношении терминов встает вопрос в связи с изданием стабильных учебников. Здесь требуются термины и по химии, и по физике, и по другим дисциплинам»13.

Благодаря финансовой поддержке Совместной программы Совета Европы и Европейского Союза для Российской Федерации на мокшанском и эрзянском литературных языках созданы терминологические словари для общеобразовательных школ по литературе, языку, истории, обществознанию, математике, химии, физике, биологии, информатике и географии. В связи с этим надо признать, что при выборе эквивалентов терминов по этим предметам и переводе их толкования на родные языки допущены существенные просчеты. Многие лингвисты, работающие над этим проектом, пошли по легкому пути.

Во-первых, в большинстве случаев проявлен нигилизм: вместо поиска соответствующего эквивалента из родного языка, где это было вполне возможно, они механически воспользовались оригиналом из русского языка или интернационализмом. Во-вторых, во многих переводах толкований терминов проигнорирован синтаксический строй языка. В переводах предложения составлены на русском порядке слов. На наш взгляд, можно согласиться с тем, что во многих случаях трудно, а порою нельзя найти эквивалент в родном языке, но недопустимо игнорировать синтаксический строй родного языка при построении простых предложений и механическое использование порядка слов в русском языке. Например, «Ледник — многолетнее скопление лъда на суше, обладающее движением». Перевод: «Покш эйпоколъ — ламо иенъ пертъ мода лангсо эенъ таштавкс, конасъ тей-тов яки» вместо «Ламо иенъ пертъ мода лангсо тей-тов якиця эенъ таштавкс»; «Залив — частъ океана, моря, вдающаяся в сушу». Перевод: «Усия — Иневеденъ пелъкс, конасъ пры модас» вместо « Модаулос совиця иневеденъ пелъкс».

Не будет лишним добавить, что при презентации терминологических словарей по школьным предметам в г. Сыктывкаре профессор Я. Пустай по этому поводу выразил негодование и отметил, что при переводе допущено множество руссизмов и при творческом подходе к этому процессу можно было бы их вполне избежать.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 См.: Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1990. С. 508.

2 Стенограммы мордовской языковой научной конференции. Саранск: Мордгиз, 1934. С. 36.

3 Там же. С. 35.

4 Вторая мордовская языковая конференция. Саранск: Мордгиз, 1936. С. 27.

5 Примеры из газеты «Эрзянь коммуна» за 1932—1956 гг.

6 Там же. 1935. № 82.

7 Там же. 1937. № 217.

8 Шеянова Т.М. Развитие лексики эрзя-мордовского литературного языка в советскую эпоху. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1968. С. 86—88.

9 Морфология, орфография и грамматическая терминология эрзянского и мокшанского языков. Саранск: Мордгиз, 1939. С. 7.

10 Коляденков М.Н., Пигин М.И. Языковое строительство в Мордовской АССР // Зап. МНИИЯЛИЭ. Вып. 5. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1946. С. 15.

11 Рукописный фонд МНИИЯЛИЭ. № 1. Я — 150. С. 69—70.

12 Коляденков М.Н. Образование и пути развития мокшанского и эрзянского литературных языков // Материалы науч. сессии по вопросам мордовского языкознания. 1955. Ч. I. С. 35.

13 Наумкин М.И. Основные расхождения мокшанского и эрзянского литературных языков // Третья мордовская языковая науч. конф.: стеногр. отчет. Саранск: Мордгиз, 1936. С. 232.

Поступила 11.04.12.